– Да-да. Билл Копман или Копфман, а может, Капман.

– Бик-Коп-Ман?

– «Л» ассимилирует с «к», как в слове «сикха» – волокно, из которого ндифа плетут рыболовные сети, шелк.

– Что за абракадабра?

– Билл Копман – тот, кто сотворил этот мир.

– Тот, кто… Что?

– Сотворил этот мир. Все это – Чудри, сино, бути, ндифа. Ты видела его во сне. Пятнадцатилетний подросток в очках, скорее всего прыщавый, с худыми щиколотками. Благодаря тебе я тоже на миг увидел его твоими глазами. Щуплый, застенчивый, с ленцой. Читает книжки, мечтает и в мечтах видит накачанного блондина, неотразимого красавца, героя, который без устали охотится, разит соперников и ублажает женщин. Он грезит этим героем, воображает себя им, и его грезы воплощаются в этом мире.

– Рам, прекрати.

– Так это ты с ним разговаривала, не я! Ты спросила его: «Кто тебя бил?» Но он не мог ответить, потому что не слышал тебя. Он не осознает своих желаний, хотя полностью поглощен, одержим ими. Он вообще ничего не видит и не слышит, кроме них, и потому создает свой мир. Ведь только тот, кто свободен от желаний, ничего не хочет ни от этого мира, ни от следующих.

Тамара вернулась к своему сновидению, словно оглянулась через плечо.

– Он говорит по-английски, – неохотно признала она.

Рамчандра кивнул. Его невозмутимость, поощрительный, слегка шутливый тон приободрили ее. Все-таки увлекательное это занятие – лежа бок о бок, вместе рассматривать один и тот же глупый сон.

– Он записывает, – сказала Тамара, – записывает все свои фантазии о ндифа. Рисует карты и все прочее. Многие дети так делают. И некоторые взрослые тоже…

– Возможно, он завел специальную тетрадь – словарь выдуманного языка. Интересно было бы сравнить его с моими записями.

– Гораздо проще найти его и посмотреть эту тетрадку.

– Да, но он не знает ндифского, на котором говорят Старики.

– Рамчандра.

– Да, любимая.

– По-твоему, из-за того что какой-то подросток где-нибудь… где-нибудь в Топике записывает в тетрадку всякую чепуху, на расстоянии в тридцать один световой год появляется планета с растительностью, животными и людьми? И она существовала всегда? Из-за мальчишки и его тетрадки? А как насчет паренька с тетрадкой в Скенектади или Нью-Дели?

– Все так и есть!

– Ты городишь еще большую чепуху, чем Билл Копман.

– Почему?

– Время, оно… И пространства на такое количество миров не хватит.

– Хватит. И времени, и пространства. Галактики, вселенные суть бесконечность. Миры бескрайни, временные циклы вечны. Для всего хватит места, для всех грез и желаний. Этому нет конца. Миры бесконечны. – Голос Рама звучал как будто издалека. – Бил Копман мечтает, – продолжал он, – и Бог танцует, Боб умирает, мы занимаемся любовью.

Тамара вспомнила невидящее, проникнутое мечтами лицо юноши: оно заполняло собой все вокруг, и не было ни пути, ни способа его обойти.

– Рамчандра, скажи, что ты просто шутишь, – взмолилась она; ее била дрожь.

– Я просто шучу, Тамара, – улыбнулся он.

– Если это не шутка, я не выдержу. Застрять на этой планете, в чьей-то фантазии, в чужом, выдуманном, параллельном мире – называй как угодно.

– Почему застрять? Свяжемся с Анкарой, за нами пришлют челнок; если захотим, следующим рейсом улетим на Землю. Ничего не изменилось.

– Но сама мысль о том, что мы находимся в чьем-то мире… А вдруг… вдруг, пока мы еще тут, Билл Копман проснется?

– Лишь раз в тысячу тысяч лет душа просыпается ото сна, – печально произнес Рамчандра.

Почему его это печалит? – про себя удивилась Тамара; наоборот, это же хорошо. Поразмыслив, она окончательно утешилась.

– Не может же все целиком зависеть только от него, даже если он это придумал, – вслух сказала она. – Незаселенные места на его картах просто белые пятна, но ведь там кипит жизнь, там полно животных, деревьев, папоротников, насекомых… Реальность главнее, так? А старики и старухи – они ведь не… не могут сниться Биллу в эротических снах. Вероятнее всего, он вообще не знает никого из пожилых людей, они ему неинтересны. Поэтому они становятся свободными.

– Да. И сами начинают рисовать мир для себя. Думать, изобретать слова. Создавать историю.

– Думает ли он когда-нибудь о смерти?

– Разве кто-то вообще способен думать о смерти? Можно только встретить ее. Как Боб. Интересно, а можно ли мечтать о сне?

Приглушенный дымчато-серый свет стал ярче: тучи редели и безмолвно уплывали на восток.

– Во сне он показался мне взволнованным, – пробормотала Тамара. – Напуганным. Он как будто… как будто чувствовал, что виноват и… Боб искупил эту вину за него.

– Тамара, Тамара, ты, как всегда, на шаг впереди меня. – Рамчандра уткнулся лицом в ложбинку между ее грудей.

Она провела рукой по его волосам.

– Рамчандра, – сказала она, – я хочу домой. Подальше отсюда. Обратно в реальный мир.

– Давай сначала улетишь ты, а я следом.

– Ах ты, хитрюга! Шутник, обманщик, танцор, с виду такой трусишка, а сам ведь ни капельки не боишься!

– Уже не боюсь, – едва слышно проговорил он.

– И давно ты все понял про это место? Еще тогда, когда танцевал с Бро-Капом и остальными?

– Нет-нет. Только сейчас, когда ты рассказала свой сон. Видела его ты, а мне остаются лишь слова. И все же, да, если хочешь, я могу сказать, что знал это всегда. Я говорю на родном языке, потому что ты вернула меня домой. Где мой дом? Там, под сенью деревьев за храмом Шивы на окраине Калькутты? Или здесь? Какой из миров реален? Имеет ли это значение? Кому снится Земля? Тому, чья фантазия богаче, чем у тебя или меня, но вдвоем мы и есть тот сновидец, моя Шакти, и миры не исчезнут, пока не исчезнут наши желания.

Рассказ жены

Он был хороший муж, хороший отец. Я не знаю. Не понимаю. Не понимаю, как это случилось. Я видела все своими глазами, но это неправда. Он всегда был ласковым. Если б вы только видели, как он играл с детьми, стоило только увидеть его рядом с ними – кто угодно сразу бы понял, что в нем не было зла, ну нисколечко не было зла. Впервые я увидела его, когда он еще жил у матери, неподалеку от Весеннего озера, я привыкла встречать их вместе, сына и мать, и решила, что с парнем, который так внимательно относится к домашним, познакомиться стоит. Потом я как-то гуляла по лесу и увидела его одного, когда он возвращался с охоты. В этот раз ему не повезло, и полевой мыши не добыл, но он ни капли не огорчался. Он шел вприпрыжку да радовался