вернуть подарок и притом не показаться капризной и неблагодарной, а я вовсе не хотела, чтобы у него осталось обо мне такое впечатление. Впрочем, он не обратил особого внимания, только сказал:

– Положи вон там, ладно? – и продолжил заниматься своими делами.

Отчасти я как раз и сделала то, что сделала, потому что разговоры ни к чему не приводили; и все же я почувствовала легкое разочарование. Я готовилась защищать свое решение. И думала – может быть, когда он заметит, то огорчится и захочет поговорить. Я немного прибралась, кое-что переложила с места на место, а он продолжал заниматься своими делами и ничего вокруг не замечал.

Наконец я сказала:

– Ладно, милый, до свидания. Надеюсь, ключ от сада найдется.

Он возился с какими-то деталями и ответил, не оборачиваясь:

– Хорошо, дорогая. Когда будем обедать?

– Не знаю, – сказала я ему. – Я ухожу. Вместе с…

Я запнулась и в конце концов закончила:

– С ними, знаешь.

И ушла. На самом деле я только тогда поняла, как трудно мне было бы все объяснить. Я ведь не могу болтать, как раньше, без оглядки. Теперь говорить нужно медленно, будто впервые, пробуя каждое слово – так же осторожно, как я ступала по тропинке прочь от дома, среди высоких стройных темноветвистых танцоров, что замерли, неподвижные, на фоне зимнего сияния.

Бизоны-малышки, идите гулять…

I

– Ты упала с неба, – сказал койот.

Девочка лежала на боку, свернувшись, спина была прижата к выступу скалы. Она смотрела на койота одним глазом. Другой глаз прикрывала ладошкой, рука была чем-то измазана.

– В небе была вспышка, над краем скалы, а потом ты упала из нее, – терпеливо сказал койот, словно повторяя уже известную новость. – Ты ранена?

Все было в порядке. Она летела на самолете вместе с мистером Майклсом, но из-за грохота мотора не могла расслышать ни слова, даже когда мистер Майклс кричал ей что-то. Ее подташнивало от качки, вот, пожалуй, и все, что она запомнила… Они летели в Каньонвилл. На самолете.

Девочка огляделась. Койот все еще сидел рядом. Поднял голову, зевнул. Большой, сильный зверь с серебристым густым мехом. Темные полоски, спускавшиеся от желтых глаз, были яркие, как у полосатой кошки.

Девочка медленно села, не отнимая правой руки от глаза.

– Глаз потеряла? – спросил койот с интересом.

– Не знаю, – ответила девочка. Вздохнула и ощутила дрожь во всем теле. – Мне холодно.

– Давай поищем вместе, – сказал койот. – Пошли! На ходу согреешься. Солнце уже встает.

Холодный свет ложился на равнину, заросшую полынью на сотни миль. Койот деловито бегал неподалеку, то обнюхивая пучки травы, то царапая лапой скалу.

– Не хочешь посмотреть? – спросил он, внезапно оставив поиски и усевшись на задние лапы. – Знаешь, можно проделать такую штуку: если забросишь глаза на дерево, то увидишь все вокруг, а потом надо свистнуть, чтобы они вернулись. Только мои глаза утащила сойка, и пришлось вставить кусочки сосновой смолы, чтобы хоть что-нибудь видеть. Тебе надо попробовать этот способ. Но если у тебя с одним глазом все в порядке, зачем нужен другой?.. Ты идешь или собираешься здесь умереть?

Девочка сидела, сжавшись и дрожа.

– Ладно, пошли, – сказал койот, снова зевнул, клацнул зубами, ловя блоху, встал, повернулся и потрусил между редкими кустиками полыни и бурьяна по длинному склону, полого спускавшемуся в долину, которая казалась полосатой от теней полынных кустов. Уследить за передвижениями желтовато-серого зверя было нелегко.

Девочка с трудом поднялась на ноги, не промолвив ни слова, хотя мысленно умоляла койота подождать. Зверь пропал из виду. Рука девочки все еще прикрывала правый глаз. То, что она видела одним глазом, потеряло объем, превратилось в огромную плоскую картину. Вдруг в центре этой картины оказался сидящий койот. Он глядел на девочку ухмыляясь – рот открыт, глаза как щелки. Постепенно шаги девочки становились тверже, в висках перестало стучать, хотя глубокая темная боль не проходила. Когда она почти приблизилась к койоту, он снова затрусил вперед. Не выдержав, девочка подала голос:

– Пожалуйста, подожди!

– Хорошо, – откликнулся койот, но не остановился.

Почва под ногами была неровной, каждый кустик полыни казался похожим и непохожим на другой. Следуя за койотом, девочка вышла из тени скал; невысоко поднявшееся солнце ослепило ее левый глаз. Сразу же все тело, до самых костей, охватило теплом. Ночной воздух, которым было так трудно дышать, становился мягче и легче.

Она шла за койотом вдоль края оврага; тени укорачивались, солнце прогревало спину. Вскоре койот стал спускаться по склону, девочка пробиралась за ним сквозь ивовые заросли. Вышли к небольшому ручью в широком песчаном русле и напились из него.

Койот пересек ручей, но не шумно, с плеском, как собака, а аккуратно и тихо, словно кошка. Девочка помедлила, помня, что мокрая обувь натирает ноги, затем перешла вброд, стараясь шагать как можно шире. Правая рука, которую она не отнимала от глаза, болела.

– Мне нужна повязка, – сказала она койоту.

Зверь поднял голову, но не ответил. Он лежал, вытянув ноги, глядя на воду. Отдыхал, но был настороже. Девочка села рядом на прогретый песок и попыталась убрать руку от глаза, но запекшаяся кровь склеила пальцы и кожу. Отдирая руку, не могла сдержать стона. Боль была не сильная, но девочка испугалась. Койот подошел ближе и ткнулся длинной мордой ей в лицо. Она ощутила резкий запах зверя. Он принялся лизать ужасное, болезненное, слепое место, аккуратно очищая его закрученным, сильным, влажным языком, пока девочка не вздохнула с облегчением. Голова ее почти прижалась к серо-желтым ребрам, и она разглядела твердые соски и белый мех брюха. Обняла койотиху и погладила жесткую звериную шкуру на спине и боках.

– Все в порядке, – сказала койотиха, – пошли!

И двинулась вперед не оглядываясь. Девочка с трудом поднялась и побрела за ней.

– Куда мы идем? – спросила она, и койотиха, труся вдоль берега ручья, ответила:

– Вдоль берега ручья…

Наверное, на какое-то время девочка заснула на ходу – было ощущение, что, очнувшись, она обнаружила, будто все еще идет, но в каком-то другом месте. Она не знала, каким образом отличила одно место от другого. Они действительно шли вдоль ручья, хотя берега его стали ниже. Кругом росла все та же полынь. Глаз – здоровый глаз – явно отдохнул. Другой все еще болел. Но не так сильно. И что толку думать о нем… Но где же койотиха?

Девочка остановилась. Холодная пропасть, в которую упал самолет, разверзлась снова, и она начала падать. Тоненько вскрикнула и услышала:

– Обернись!

Она оглянулась. Увидела койотиху, глодавшую наполовину высохший костяк вороны,