— Ты уверена в этом? Если речь идет про тривиальные игрища тайларской политики…

— Никаких игрищ, милый, вас хотят скинуть, а потом убить. И они сделают это, как только ворота Синклита вновь откроются. Я не знаю как именно, и кто будет в этом участвовать, но всё случится именно на первом собрании Синклита после мистерий. Так что молю тебя, солнце, доверься моим словам — ты в огромной опасности.

— Могу я узнать, как именно эти знания попали к тебе, моя ненаглядная Ривена?

— Один из моих милых благородных мальчиков служит богам в Пантеоне. Он видел Анкариша с Кардаришем и немножко подслушал их разговор.

— Не мог ли он быть послан алатреями, дабы пустить нас по ложному следу? Враги семьи, коей я поклялся в верности, весьма коварны, любимая.

— Тут я спокойна. Этот мальчик бесконечно в меня влюблен. Его желания уже давно были весьма плотскими и сводили его с ума. Ради их исполнения он был готов даже прыгнуть со скалы или запереться в клетке с голодными львами. Так что узнав нужные мне сведения, он выдвинул условия. И я отблагодарила его так, как он того и желал.

Великий логофет прошел через комнату и сел возле женщины. Она положила ему руку на колено и облокотилась головой об его плечо.

— Значит, боги перешли на сторону алатреев.

— Не дай им себя уничтожить, милый. Молю тебя, — еле слышно произнесла вдова. — Они знают, что я на твоей стороне и придут за мной, как только твоя голова окажется на пике. Я не брошу тебя, но и умирать я не хочу. Сокруши их. Заклинаю.

Джаромо научился верить Ривене уже очень давно. За все годы их странной и необычной дружбы, она ни разу не подводила и не предавала Великого логофета. Она была не просто соглядатаем или искусной шпионкой, но его подругой. Близким и почти родным человеком. И все же, сомнения не покидали Великого логофета. Ведь даже Ривеной Мителиш могли воспользоваться втемную. А как проще всего погубить гневливого полководца, как не спровоцировать его на глупость? Джаромо и сам не раз обрекал людей на погибель их же собственными руками.

И всё же, её слова удивительно походили на рассказ юных Себешей. А в столь сложную интригу Джаромо просто не мог поверить. Против Лико зрел заговор. И окончиться он должен был его смертью, а вместе с тем, и смертями всех его близких.

И пусть путь, к которому тяготело сердце полководца, пугал сановника и заставлял всё его естество противиться, он сохранял верность. Верность до самого конца. Как и обещал Шето.

В день после разговора с Себешеми, они собрались в саду Лазурного дворца. Не считая Джаромо, Лико позвал туда только двух человек — своего верного друга Патара Туэдиша, а также наставника и учителя Эная Сантурию. Именно этот сухой старик, одержимый более чем странными идеями, и предложил им созвать народное собрание. Джаромо хорошо помнил, как он, выслушав пересказ слов юного главы рода Себешей, произнес, после долго молчания:

— Нам даст ответы наша старина.

— Что ты имеешь в виду? — удивился Патар.

— Заешь ли ты как возникло и управлялось изначально наше государство?

— Конечно, свободные мужи Палты и сопредельных городов собрались вместе и заключили договор о союзе, который отлили в бронзовых дощечках, установленных на высокой стеле.

— Именно. Первый закон, положивший начало государству, возник на народном собрании. Сто двадцать семь лет свободные граждане правили своей землей, в согласии или благородном споре рождая истину и избирая владык, что вели их в бой и судили по высшей правде! В том была чистота и триумф достоинства человеческого, ибо отбирали они Великих! Так и нам, поправшим и предавшим лучшие из традиций, надлежит к ним вернуться. Ибо только в воле народа рождается правда!

— Но как собрать народное собрание вопреки Синклиту? — спросил своего наставника Верховный стратиг. — Старейшины никогда не поделятся даже самой мелкой крупицей своей власти.

— А для чего боги вложили в руку твою меч, как не для борьбы за правду? Для чего боги сделали тебя полководцем и поставили над военными людьми? Лико, послушай меня, вот твой шанс доказать что ты Великий герой, равный всем героем прошлого. Что ты — благословлён богами! Яви волю правды этому городу и всем недостойным, что захватили над ним власть! Твоя судьба, твое предназначение и есть твой путь. Ты воин, Лико, так поступай же как воин. Ибо в этом твоя суть.

— Ты призываешь меня обратить против них меч?

— Я призываю тебя показать им меч и ту власть, что рождает смелость!

Юный полководец смерилучителя долгим и пристальным взглядом. Его крепкие плечи, что были уже много дней согнуты скорбью, расправились. Его глаза, уставшие и переполненные болью, вновь полыхнули свирепым огнем. Он в мгновение ока стал тем прежним воителем, что словно живое воплощение бога войны Мифилая, вступал с триумфом в восторженный Кадиф.

— Да будет так, — произнес он, и каждое его слово отлилась сталью в окрепшем голосе.

— И помни, что власть дарует право вершить месть!

— Месть… да, у меня определённо есть на неё право.

Великий логофет хотел было возразить, отговорить, переубедить, указать иной, изящный путь… но взглянув в эти новые глаза, понял, что не посмеет ему перечить. Он был раздавлен свой покорностью этому человеку. И всё же была одна вещь, о которой сановник просто не мог промолчать. Ради памяти Шето.

— Лико, я верен тебе без остатка, но именно моя верность жаждет быть услышанной. Молю и заклинаю, если ты решил пойти путем войны и меча, покарай лишь самых виновных и пощади всех остальных, дабы даже самый черный язык не смел извернуться против тебя обвиняя в тирании.

— И чтобы меня заподозрили в слабости?

— Чтобы в тебе увидели правду и справедливость, а не палача, алчущего лишь крови!

— Да, в этом есть смысл, Джаромо. Даю тебе своё слово, — мрачно произнес полководец.

Так заговор породил заговор.

И в этом заговоре, Джаромо занялся тем, что мог сделать лучше всего — интригой. Тайной и невидимой властью, которую давали ему знания и хитрый ум. Ну а Патар Туэдиш, этот лихой и бесстрашный юноша, что словно пёс был предан Лико, занялся своим делом — и, командуя введенными на рассвете в город воинами первой и второй походными кадифарскими тагмами, расправлялся сейчас с рабами и наёмниками алатреев, захватывая Палатвир и весь город.

Солдаты были сейчас и возле Лазурного дворца, и возле Хайладской крепости и у Ягфенской гавани и у Прибрежных врат. Город, могучий столичный город, был занят силами двух тагм и сотен примкнувших к ним ветеранов. Джаромо и сам до последнего не верил, что это вообще возможно. Что столь дерзкий и безумный план сработает, но он исполнялся на его глазах.

Их путь был выбран. И они прошли по нему слишком далеко, чтобы поворачивать.

Вот и открывавший рот, словно выброшенная волной на берег рыба, предстоятель алетолатов тоже не мог противиться силе этого пути. Наверное, впервые этот угрюмый и резкий старик, что с одинаковой легкостью управлял как партией, так и пятью торговыми компаниями, перевозившими зерно, кожу, вино, керамику, железо и рабов по всему Новому и Старому Тайлару, был так растерян. Он, один из первых союзников Шето Тайвиша, что разделял его видение, его мечту о преображении и обновлении Тайлара, с ужасом наблюдал, как эта мечта, пусть и одетая совсем в иные одежды, начинала обретать свою форму.