им сообщение, как только вернемся на корабль. Думаю, они не откажутся помочь.

В сознании Ильтса тенью прошло воспоминание о каком-то синем крабе. Сложив клешни и переплетя ниточки глаз, краб твердил: «Ваш должник, ваш должник на эту и все будущие жизни». В чем заключалось благодеяние, оказанное Ильтсом забавному существу, Юэль понять не успела: то ли он вытащил полумертвого рунтийца из-подо льда, то ли избавил краба-переростка от старого панциря, почти задушившего своего владельца. В любом случае, краб захлебывался от благодарности: «Отблагодарю, услужу, расстараюсь. Только скажите, шепните, намекните, подайте знак»…

Юэль задумчиво изучила собственные ногти, пришла к выводу, что сейчас не в силах вмешаться и только спросила:

– Где же мы будем ждать сигнала?

Ильтс вновь закрыл глаза и сжал кулаки. Ответил:

– На Флорентине.

Юэль с минуту смотрела на него, пока сообразила: Ильтс намерен побывать на родной планете. Это ее удивило: казалось, родные края внушали ему непреодолимое отвращение. Впрочем, мог же он навестить родных и друзей?

– Спокойной ночи, – сказала Юэль, поворачиваясь к двери.

Уже раскрыла рот, чтобы посоветовать Ильтсу поспать хотя бы два часа, но вовремя удержалась. Полицейский и без нее понимал, что должен отдохнуть. Не ложился намеренно: боялся вновь услышать далекий гул и пение.

«Что же его так напугало?» Юэль могла доискаться, но тратить остаток ночи на изучение чужих страхов не хотела. Вдобавок, это было бы и нечестно. Одно дело, защищаясь, узнавать мысли врага. И совсем другое – из праздного любопытства рыться в чужих воспоминаниях.

Она вышла на площадку, осторожно прикрыла за собой дверь. Постояла, послушала, но дрожи стен не ощутила и не уловила отзвуков пения. «Может, все это померещилось?» Юэль недоверчиво усмехнулась: «Вряд ли полицейский с Успешной склонен к галлюцинациям».

Она подошла уже к собственной двери, как вдруг остановилась. Из ее комнаты доносился легкий шелест и потрескивание, высокий хрустальный перезвон. Что означали эти звуки, Юэль не поняла и насторожилась. В комнате, несомненно, кто-то был. Но почему она не слышала мыслей этого существа? Неужели там находилось что-то неживое? Робот? По губам девушки вновь скользнула улыбка недоверия: трудно было представить роботов в замке Тройма и Хэшки.

Затем она вспомнила серебряный диск на виске Соэла. «Блокиратор мыслей!» Из-за него она не смогла узнать намерения секретаря, вообразила – он отказывает ей в помощи. Возможно, существо, находившееся в комнате, тоже носило блокиратор?

Юэль распахнула дверь.

Сначала ей показалось, что в комнате – от стены до стены, от пола до потолка раскинулась великолепная радуга. Красный, оранжевый, желтый, зеленый, голубой, синий, фиолетовый цвета плавно перетекали друг в друга. Радуга дрожала и трепетала, издавая тот странный шелестящий звук, смутивший Юэль.

Мгновение – и радуга рассыпалась. Десятки крошечных существ с длинными изогнутыми клювами и короткими хвостиками разлетелись по всей комнате. Цвета перемешались. Вокруг девушки забурлил красочный водоворот. Со всех сторон слышалось веселое щебетание, резкий посвист и высокие переливчатые трели, напоминавшие хрустальный звон.

Очарованная Юэль застыла на месте, узнав забавных летунов, прислуживавших за обедом.

– Кто вы?

– Мы краски, краски, – зачирикали они, слетаясь к ней на плечи. – Живые краски. Давай рисовать.

Тут только Юэль вспомнила рассказ Хэшки. Кот-коххи старались узнать, какими их видят другие существа. Следуя рисункам, делали статуи.

– Но я не умею рисовать, – растерялась она.

– Мы будем, мы будем, – дружно защебетали короткохвостики, – ты думай. Мы увидим и нарисуем.

– Вы телепаты? – осенило Юэль. «Так вот почему я не слышала их мыслей! Они телепаты, и гораздо сильнее меня, потому что умеют скрывать свои мысли».

Она лишний раз порадовалась, что на вопросы Хэшки отвечала искренне. Недоставало только, чтобы прекрасная и грозная повелительница кот-коххов уличила гостью во лжи!

– Думай, думай, – чирикали пташки, кружа вокруг нее. – Скорее думай. Близок рассвет, краски погаснут.

Юэль послушно устроилась на подушках, закрыла глаза и попыталась сосредоточиться, вспомнить, какой представилась ей Хэшка. «Прежде всего – волосы и глаза. Алые волосы и синие глаза в золоте ресниц».

Не удержавшись, она чуть приподняла веки, желая подсмотреть, как будут рисовать маленькие летуны.

– Свити, свити, – посвистывали они. – Нас зовут «свити» за веселый свист. Я красный свити, он – желтый…

– Я изумрудный! – перед глазами Юэль пронеслась зеленая молния.

– Синий! – мелькнула и погасла аквамариновая вспышка.

– Золотой и серебряный! – замерцали маленькие пуховые комки.

Красный потер длинным изогнутым клювом о яркие перья и бросил вниз комочек алой краски. Черный летун его подхватил. Несколько движений клювом – и комок превратился в тонкий лепесток, ни дать ни взять, полыхающий на солнце локон.

Два серых короткохвостика развернули в воздухе прозрачную ткань. Черный свити бросил на него алый лепесток, разровнял, пристроил рядом другой, третий – и по ткани разбежались пышные волны алых волос.

Летуны стремглав носились в воздухе, счищая с перьев синюю, белую, нежно-розовую, лиловую, черную краску. Роняли из клювов комочки, не всегда успевали подхватывать, и вскоре вся комната покрылась разноцветными крапинками. Трепетали крылья, мелькали клювы, слышались переливчатые трели.

Свити наносили краску на прозрачную ткань. Вот обозначилась нежная линия щеки, рука, полускрытая покрывалом, вот засверкали немыслимые глаза Хэшки.

– Дайте посмотреть, дайте посмотреть, – требовала Юэль.

Но летуны сбились в разноцветный шар, порхавший у картины. Бедной Юэль удавалось лишь разглядеть то кончик носа, то мочку уха, то ноготь мизинца.

Наконец работа была закончена и короткохвостики отхлынули в стороны. Двое из них держали картину в изогнутых клювах. Легкой ткани передалось трепетание крыльев, краски еще не подсохли, переливались и блестели, а потому казалось, что женщина на портрете дышит.

Пораженная Юэль смотрела во все глаза. Она узнавала и синие, восторженно-исступленные глаза Хэшки, и волосы, точно облака на закате. Да, узнавала. Но лицо…

– Это же не она! – запротестовала Юэль, обретя дар речи. – Это не Хэшка.

– Хэшка, Хэшка, – засвистели летуны. – Такой ты ее видела.

– Неправда! Я не могла бы… это не она!

– Покажем Хэшке, покажем, – чирикали свити. – Она узнает себя.

– Нет, пожалуйста, – взмолилась Юэль. – Не показывайте Хэшке, она рассердится.

Летуны зачирикали, дружно смеясь над ней.

– Хорошо, покажешь сама, когда вернешься, когда убедишься…

Они быстро скатали ткань и уронили ее на подушки. Потом, покружив над головой Юэль, оглушив ее посвистом и щебетанием, упорхнули.

* * *

Юэль успела побывать на многих планетах, но такого еще не видела. Ни земли, ни воды, ни травы, ни деревьев. Только голые скалы – немыслимые, багрово-лиловые скалы и курящийся под ветром белый песок. И ничего больше.

– Я думала, «Флорентина» означает «цветущая». Разве не так?

Она не дождалась ответа и повторила вопрос. Ильтс нехотя пояснил:

– Когда-то Флорентина цвела.