В разгар партизанского движения командиру соединения Ковпаку было присвоено звание Героя Советского Союза и генерал-майора. А комиссара полковника Семёна Васильевича Руднева, вместе с которым они основали на оккупированной территории отряд, превратившийся в огромное соединение, наградили орденом «Знак Почёта».

Ковпак рассвирепел. Пригласив своего заместителя подполковника Вершигору, недавно прибывшего со своей радисткой Аней из штаба Вооружённых сил армии, велел:

– Бери папиру и пиши: «За Героя Советского Союза дякую и служу Отечеству! А Рудневу? Це вам комиссар партизанского соединения, а не доярка».

Вершигора усмехнулся и заметил:

– Дюже резковато, Сидор Артемьевич…

– Це не твое дило. Передай текст радиограммы старшему радисту, и нехай отправляет сейчас же! Понятно?

– Понял, – сконфуженно заметил Вершигора.

Своим наиболее доверенным людям Вершигора по секрету показывал копию радиограммы Ковпака и, тихо посмеиваясь, предрекал злую реакцию на Большой земле…

Узнав об этом, Ковпак приказал посадить Вершигору на гауптвахту:

– И нехай сидит до получения ответа Москвы на посланную радиограмму по поводу комиссара соединения.

Несколько дней спустя из Москвы поступила радиограмма о присвоении Рудневу Семёну Васильевичу звания генерал-майора и награждении его орденом Ленина.

На взмыленном коне прискакал связной 1-го полка при штабе дивизии с приказом помощнику по разведке начальника штаба 1-го полка Котельникову срочно явиться в Особый отдел к заместителю начальника майору Стрельцову.

Часа полтора спустя Котельников сидел перед Стрельцовым. В этот раз встреча началась без всяких шутливых разговоров, как бывало прежде. С места в карьер майор объявил сидевшему напротив него о том, что по долгу службы обязан допросить его с оформлением соответствующего протокола.

– Понял, – кивнул Котельников, предвидя по тону майора нечто необычное. – Готов ответить!

– Во время рейда дивизии в Польшу ваш штаб полка в городке Кособуды располагался в доме местного ксёндза, – произнёс Стрельцов чётко и спросил: – Помните?

Котельников охотно ответил:

– Конечно, помню. Месяца полтора или два тому назад двое-трое суток валил снег. Пурга была. Мы этим воспользовались, чтобы дать личному многострадальному составу и коням передышку. Трое суток наш штаб квартировал у ксёндза. Дом просторный, добротный, ухоженный. Да и сам ксёндз показался всем нам приятным человеком.

Майор прервал:

– Это хорошо, что хозяин дома оказался приятным. Однако от него поступила жалоба.

– Вот как!? – удивился Котельников. – Расстались мы вроде бы вполне мирно, и, я бы сказал, с взаимным уважением. А что случилось?

– У него из дома исчезли серебряные ложки.

На секунду-другую Котельников словно оказался в неком кошмаре. Призадумался и, глянув исподлобья на молча ожидавшего ответа майора, тихо и как бы про себя заметил:

– Кажется, начинаю улавливать, откуда ветер дует. Но вы сами в это, Семён Ильич, верите?

– Во-первых, в данном случае я не Семён Ильич, а заместитель начальника Особого отдела дивизии. Во-вторых, вопросы задаю я, старший лейтенант! – необычно громко отреагировал майор Стрельцов и одновременно беспомощно пожал плечами и слегка развёл руками, давая понять, что обязан так говорить. Затем снова громко продолжил:

– Здесь ведётся не праздный разговор, а следствие с предъявлением конкретного обвинения. Вам ясно?

– Понял! – ответил Котельников и выразил готовность выложить на стол всё, что при нём имеется, а за личными вещами послать связного или кого-то другого в штаб полка, чтобы их доставили сюда. – Мой армейский вещевой мешок находится в повозке с начальником штаба полка майором Бережным. Она у нас одна на двоих. Там всё моё имущество.

Стрельцов слушал молча, закатывал глаза, гримасничал, давая тем самым понять, что, к сожалению, вынужден так вести себя.

– Старший лейтенант! – повысив и вовсе голос, произнёс Стрельцов. – Вы должны наконец понять, что имеется отнюдь не голое подозрение, а фактическое доказательство хищения во время вашего пребывания в доме ксёндза! По заключению Особого отдела именно вы, Котельников, причастны к исчезновению упомянутых серебряных ложек! Таким образом, установлено…

– Я причастен?! – возмущённо воскликнул Котельников. – У вас здесь что? Заговор!? – и разъярённо, вскочив на ноги, с размаха стукнул плёткой по столу.

На пол слетели бумаги и что-то ещё. Очевидно, протокол допроса.

– Не ожидал я такого от вас, товарищ майор! Полагал, вы порядочный человек, а вижу… – он резко повернулся и направился к выходу.

За дверью, в сенцах внезапно натолкнулся на отскочившую радистку, подслушивавшую допрос. Несомненно, по указанию «самого».

– Шпионишь?… – Котельников обозвал её нецензурным словом и, схватив за ворот гимнастёрки, тряхнул основательно, горячо процедив: – Передай своему хахалю, что если не угомонится – перестреляю обоих! Поняла?! Так вы защищаете Родину, подонки, вашу мать!..

Вскочил на своего коня и ускакал. Командование дивизии не поставил в известность об очередном инциденте в жмуркинском заведении. Было противно и стыдно беспокоить.

Месяца полтора или два спустя майор Стрельцов во время встречи с Котельниковом после совещания в штабе дивизии рассказал, что Вершигора давно отстранил Жмуркина от должности заместителя командира дивизии по разведке, упразднив для видимости саму должность. Одновременно в Киев, в Главный штаб партизанского движения Украины ушла радиограмма, в которой комдив настойчиво просил содействия в замене начальника Особого отдела Жмуркина.

Обо всём этом Котельников не знал, как и о том, что командование дивизии в курсе учинённого допроса о якобы похищенных им серебряных ложках.

В Киеве, однако, сочли неудобным таким образом отделаться от нынешнего главы Особого отдела во избежание кривотолков, которые могли возникнуть у руководства его ведомства. Но нашли вариант: возглавляемый майором Жмуркиным отдел в полном составе преобразовать в самостоятельную боевую группу, которая будет действовать в тылу врага, выполняя разведывательно-диверсионные задания. В этой связи командиру дивизии Вершигоре поручили помочь в формировании будущей боевой единицы.

Войти в образованный под начальством Жмуркина отряд отказались его заместитель майор госбезопасности Стрельцов, переводчик Вальтер Брун, рядовые Алещенко и Горбенко – их, осужденных некоторое время тому назад к расстрелу, он намеревался зачислить в новое подразделение! Дескать, они входили в военизированный состав Особого отдела. Но оба бойца наотрез отказались. Уговорить кого-либо из «отказников» оказалось делом напрасным. Как и ранее покинувшего отдел Котельникова.