и совсем малюсенький мальчик. Я спросила, давно ли они тут живут. – Очень давно, – ответила девочка. – Уже четыре года! – А где вы раньше проживали? – В Ташкенте…

Вот оно что! Дети из депортированных семей, которые возвратились домой…

В Бахчисарае мы посетили три знаменитых места: ханский дворец, музей Е. Нагаевской и А. Ромма и могилу И. Гаспринского.

Ханский дворец производил впечатление запущенного строения, хотя у центрального входа, очевидно не первый год (как это у нас водится), продолжались какие-то бесконечные аварийно-ремонтные работы. Всё почти так, как и сто лет назад, когда тут побывала Леся Украинка и рассказала о своих впечатлениях в цикле «Кримсью спогади» (первая строка сонета «Бахчисарайський фонтан»: «Хоч не зруйнована – руїна ся будова…»). Историческую часть дворца составляет множество залов, украшенных резным деревом и мрамором; с четырёх сторон у стен деревянные настилы с широкими подушками – здесь происходили диваны-собрания. Наибольшая архитектурная достопримечательность каждого из залов – изысканные мраморные фонтаны, разбрызгивающие струю, или капельные: из тонкой трубочки каплет по капле прозрачная вода, спадая от высшей ступеньки к низшей; самый знаменитый из них – «фонтан слёз», воспетый Пушкиным. На втором этаже, куда мы поднялись по деревянной лестнице, «гарем», женская половина («буфетная», «спальня», «гостиная») и рядом мужская половина, где в те дни экспонировались произведения крымских художников. Уже поворачивая к выходу, перед спуском на лестницу, мы неожиданно попали в литературный зал, посвящённый деятельности великого крымского просветителя Исмаила Гаспринского. Радости нашей не было предела. В Киеве, кроме работ акад. А. Крымского, трудно было найти какие-то серьёзные источники о его жизни и творчестве. В современных русских энциклопедических изданиях его имя вообще не упоминалось. В старой «Литературной энциклопедии», под редакцией В. Фриче (Т. 2, 1930), наряду с позитивными характеристиками, на И. Гаспринского навешивался ярлык «идеолога панисламизма», вождя татарской буржуазии и т. д. Только в начале 90-х гг. появились более объективные издания: брошюра публицистических статей И. Гаспринского (Гаспралы) «Из наследия» (Симферополь, 1991), куда вошёл также очерк Люциана Климовича о его жизни и творчестве (Л. Климович – тюрколог, в прошлом заведующий кафедрой художественного перевода Литературного института им. М. Горького); статья в первом томе двухтомной «Крымско-татарской энциклопедии» (Симферополь, 1993–1995) и другие работы. Некоторые интересные факты из жизни и деятельности просветителя можно было найти в трудах акад. В. Гордлевского («Избранные сочинения» в 4-х т., М., 1960–1968).

Крымские татары называли И. Гаспринского «Наш Ата» – отцом не только национальной журналистики, но и целого народа. Он был выдающимся публицистом, прогрессивным педагогом, реформатором старометодной религиозной школы (отстаивал звуковой метод изучения родного языка), общественным деятелем, талантливым беллетристом. Академик А. Крымский писал, что как беллетрист он проявил себя в форме писем путешественника «Муллы Аббаса Французского»; часть их составила утопическую повесть «Дар-уррахат» («Страна вечного блаженства») об идеальном мусульманском высококультурном и высокопрогрессивном государстве, которое будто бы сохранилось в неприступных горах южной Испании как остаток, островок разрушенной Гранады.

Мы надолго задержались в зале Гаспринского, внимательно изучая его биографические документы, фотографии, портреты, оттиски его работ. Тут мы впервые увидели «Терджиман» – знаменитую первую крымскотатарскую газету, которую издавал Гаспринский. Черты его незаурядной личности проявились ещё в ранней юности. Как сыну офицера (его отец Мустафа Гаспринский удостоился чина поручика и дворянского звания) ему была уготована военная карьера. После переезда семьи в Россию он учился сначала в Воронеже, а потом в кадетском корпусе в Москве. Но 15-летним подростком Исмаил Гаспринский внезапно прервал военное образование, оставил учебу в кадетском корпусе и вместе с одним из своих приятелей пешком отправился из Москвы в Крым; по Волге, Дону, Азовскому морю добрался до Бахчисарая. Несколько лет он преподавал здесь в мусульманской семинарии, а потом в жажде «высших знаний» отправился в путешествие – сначала на Восток – в Царьград (Константинополь), потом в Западную Европу – Париж. В Париже он взялся писать корреспонденции для русских газет; тогда же созрел замысел об издании национальной газеты в Бахчисарае, хотя эта идея реализовалась позже, когда весной 1883 г. он получил разрешение царя на издание. Газета-еженедельник «Терджиман» издавалась на двух языках; русское её название – «Переводчик». Более тридцати лет со страниц этой газеты И. Гаспринский пропагандировал новые прогрессивные идеи в мусульманском мире. Вокруг газеты сгруппировались его единомышленники-литераторы: И. Леманов, О. Акчокраклы, С. Айвазов и др., которые продолжили его дело и заложили основы новейшей крымскотатарской литературы. Авторитет Исмаила Гаспринского в России и мире был настолько велик (его предложение создать антимилитаристский международный мусульманский конгресс имело широкий резонанс), что в 1910 г. французский журнал «Revue du Musulman» внёс предложение о том, чтобы отметить его просветительскую деятельность Нобелевской премией мира.

Многочисленные портреты И. Гаспринского зафиксировали черты чрезвычайно привлекательной внешности: тонкое, вдохновенное лицо с ясным взглядом выразительных глаз, высоким благородным лбом (в музее, в магазине сувениров, Сергей купил для меня гравюру местного художника с романтическим изображением молодого подвижника). Среди фотодокументов наше внимание привлекли последние снимки – многолюдные похороны, мощная плеяда учеников И. Гаспринского возле его свежей могилы. Боже, какое могучее культурное движение было прервано в 1944 году, когда целый народ был депортирован за пределы своей исконной родины! Сталинизм извратил первоначальные гуманистические цели социализма, что, в конечном счете, не могло не привести к катастрофе.

Мы спросили у охранника, далеко ли от музея кладбище; выяснилось, что могилу Гаспринского можно найти на выезде из города, «за белой оградой». Договорились с Сергеем и Ларисой, что на обратном пути обязательно заедем.

Мы посетили ещё один музей – художников Елены Нагаевской и Александра Ромма (двоюродного брата известного кинорежиссера Михаила Ромма). Стрелка указателя музея на одной из крутых улочек долго вела нас вниз, направо, налево, а потом вверх, вверх, вверх – без конца и краю. Сергею и Ларисе пришлось тащить меня за руку. Наконец по заросшей тропинке подошли к глухой калитке. Позвонили. В ответ – громкий лай; огромный пёс перепрыгнул через ограду и бросился нас обнюхивать. Тут же появилась и хозяйка – смуглая женщина лет пятидесяти, как выяснилось, племянница Е. Нагаевской, Майя Владимировна Соколова, москвичка, которая после смерти тётки-художницы, завещавшей ей свой дом и картины, перебралась в Бахчисарай и здесь служит хранительницей музея (только иногда в суровые зимы возвращается в Москву к мужу и детям). Очевидно, есть какое-то волшебство, чары, магия в Бахчисарае, которые заставили сначала Елену Нагаевскую, потом Александра Ромма, а теперь и Майю Соколову бросить всё и навсегда остаться в бывшей ханской столице.

Майя Владимировна обрадовалась редким посетителям и посвятила нас во все подробности биографий художников. Её рассказ увлек нас, особенно Сергея,