Великий князь Николай Павлович. Портрет Дж. Доу. 1823 г.

Но Его Императорское Высочество Цесаревич и Великий Князь Константин Павлович, свято сохранивший слово свое, торжественно им данное и утвержденное покойным Императором Александром в 16 день Августа 1823 года, тотчас по получении им 25 Ноября горестного известия о кончине покойного Государя Императора, тогда же в письме, привезенном любезнейшим братом нашим Великим Князем Михаилом Павловичем к любезнейшей Родительнице нашей Государыне Императрице Марии Федоровне, со включением копии с грамоты Его Императорского Величества Александра I к Его Высочеству Цесаревичу в ответ на Его письмо, подтвердил вторично торжественное отречение, в нашу и потомства нашего пользу, от наследия Престола Всероссийского и проч., а в грамоте на наше имя признает нас Императором и Самодержцем Всероссийским и проч., и себе предоставляет прежний титул Цесаревича и называет себя нам верноподданнейшим…

Но и тогда остановились мы объявить о сей непоколебимой воле Его Императорского Высочества, доколе не получим ответа на принесенную присягу нами и всем Государством.

Ныне дошла до нас и на сие торжественная неколебимая воля Его Императорского Высочества Цесаревича, которой, повинуясь с покорностию и объявляя о том всенародно, прилагаем при сем: 1) Грамоту Его Императорского Высочества Цесаревича к Его Императорскому Величеству, покойному Императору Александру I; 2) ответ на оную Его Императорского Величества и 3) Манифест Его же Императорского Величества, Наследником нас назначающий, а равно письмо Его Императорского Высочества Цесаревича к любезнейшей Родительнице нашей, Государыне Императрице Марии Федоровне, и грамоту на наше имя, которою Мы от Его Высочества Цесаревича, удостоены были, и, наконец, объявляем, что мы по законному нашему ныне праву на наследие, по воле Божией, любезнейшего брата нашего Цесаревича, Великого Князя Константина Павловича, и по силе Манифеста блаженной памяти Государя Императора Александра I вступили на Престол Всероссийский 19 Ноября 1825 года, и повелеваем в подданстве нам и законному, по праву наследия. Наследнику нашему Его Императорскому Высочеству, Государю Великому Князю Александру Николаевичу, любезнейшему нашему сыну, учинить присягу.

Да будет царствование наше царствованием законов и правосудия; да наставит нас Всемогущий Творец следовать по священным стопам Предместника Нашего, вечной славы и благодарности достойного Государя Императора Александра I, и да даст нам силы сносить бремя правления с твердостию и упованием на Его благодать. Клянемся сохранить все коренные законы Государства нашего и ненарушимость границ Государства, и да будет залогом благих намерений наших ныне оказанное нами почтение к первому отечественному коренному закону, обеспечивающему и на будущие времена ненарушимость законного наследия Престола Государства Российского: в чем да поможет нам Всемогущий и Всемилосердый Бог!»

Между прочим, тогда же, 9 декабря, члены тайного общества выбрали будущего «диктатора» – князя Сергея Петровича Трубецкого.

А через день (в Таганроге в тот день, наконец, перевезли тело императора Александра I из дворца в собор Александровского монастыря) А.А. Аракчеев сообщил Николаю, что в гвардии готовится заговор с целью осуществления государственного переворота.

– Я еще не государь ваш, но должен поступать уже как государь… – сказал Николай.

12 декабря он вручил М.А. Милорадовичу список заговорщиков и поручил арестовать их, однако Михаил Андреевич выкинул этот список в корзину.

Роль М.А. Милорадовича в декабрьских событиях 1825 года смутна и непонятна. Считается, что он отстаивал интересы Константина Павловича и потому и противодействовал Николаю. Но если это так, то почему он продолжал загонять ситуацию в тупик и тогда, когда определенно стало известно об отречении Константина?

Еще более странным становится поведение военного генерал-губернатора, когда выясняется, что Михаил Андреевич был связан с декабристом Александром Якубовичем, а генерал Карл Иванович Бистром, активно поддерживавший М.А. Милорадовича, – с декабристом Евгением Оболенским.

Интересно, что вечером 12 декабря Николай получил письмо подпоручика Якова Ростовцева. Подпоручик предупреждал Николая о заговоре и о том, что смертельно опасно и для самого Николая и для всего государства принимать в этой ситуации престол.

Считается, что Яков Ростовцев сделал донос.

Однако донос этот был странным. Ни одной фамилии подпоручик не назвал, только предупреждал Николая I о заговоре.

Поскольку потом, в ходе следствия, выяснилось, что подпоручик действовал с санкции К.Ф. Рылеева, письмо это следует считать не доносом, а попыткой запугать человека, которому завтра предстоит стать императором…

Подтверждает эту мысли и то, что письмо подпоручика было подано в пакете, который принес адъютант генерала Карла Ивановича Бистрома.

Угроза, исходящая то ли от декабристов, то ли от Милорадовича – Бистрома, Николая не запугала.

«Воля Божия и приговор братний надо мной совершается! (выделено мной. – Н.К.) 14-го числа я буду государь или мертв… – написал он в тот вечер в письме генерал-адъютанту П.М. Волконскому. – Да будет воля Божия!..»

Весь день 13 декабря прошел в приготовлениях к предстоящей переприсяге…

– Неизвестно, что ожидает нас, – сказал Николай своей супруге перед сном. – Обещай мне проявить мужество и, если придется умереть, умереть с честью.

О чем он думал, что вспоминал в ту ночь?

Может быть, о детстве?

Рассказывают, что в 1797 году Николай уже танцевал на придворном балу. Было ему тогда от роду один год и четыре месяца…

В три года Николай надел малиновый мундир лейб-гвардии Конного полка.

Но из первых лет жизни запомнилось не многое и совсем не главное…

Смутно и неясно остался в памяти шведский король Густав Адольф, который «подарил фарфоровую тарелку с фруктами из бисквита»; желтые сапоги гусар венгерской дворянской гвардии; лагерь Финляндской дивизии, пришедшей в Гатчину на осенние маневры.

Лучше запомнилась встреча с А.В. Суворовым…

Однако Суворова Николай запомнил не великим полководцем, а просто – спасителем няни, которую будущий император очень любил и которая научила его и русской азбуке и молитве «Отче наш»… Александр Васильевич Суворов спас няню из плена в Варшаве.

Но лучше других запомнился отец… Ясно запечатлелось в памяти: калитка малого сада в Павловске… Голые ветки деревьев… Он, Николай, бежит по аллее навстречу отцу, и тот обнимает его.

– Поздравляю, Николаша, с новым полком, – говорит он. – Я тебя перевел из Конной гвардии в Измайловский полк в обмен с братом[181]…