посвятив меня при этом, как и что будет делаться. На операционном столе я лежал под огромным круглым зеркалом с лампой. В этом зеркале, хоть и с трудом, я мог видеть часть своего тела, в том числе именно ту, которая попала под скальпель. Операцию делал молодой старший лейтенант. Ему помогали две операционные сестры. Одна из них вместе с хирургом копалась в моих кишках (аппендикс оказался где-то внизу и плюс к тому образовались спайки) и подавала ему необходимый инструмент, вторая забирала ненужный инструмент и постоянно промокала хирургу лоб, который был в крупных каплях пота. Когда мне сделали местную анестезию и немного распороли живот, я чувствовал себя прекрасно, даже пытался шутить, но врач одернул меня, сказав, чтобы я не мешал. Кстати, он отослал и нашего полкового старшего врача, чтобы тот не отвлекал, да еще у входа в землянку (а хирургическая располагалась, как и многие другие службы, в землянке) поставили часового, чтобы тот без разрешения хирурга никого не пускал. Операция длилась более двух часов. Врач и обе сестры замучились. Чтобы у меня оперируемый участок не болел, они дополнительно вливали мне необходимые средства. Но самое главное было в другом. Как и везде, на полуостровах Рыбачьем и Среднем в каждом военном городке было автономное электрическое освещение от своего движка (их было, как правило, два – основной и запасной). Кроме того, в каждом помещении были керосиновые лампы – на всякий случай.

Во время операции поначалу электроосвещение было в пределах нормы. Однако накал электролампочек то немного усиливался, то спадал. Это у нас считалось нормальным. Приблизительно через час этот накал и затухание стали обозначаться более резко. Врач заволновался и сказал одной из сестер, чтобы та дала распоряжение запустить запасной движок, а сам продолжал копаться во мне. Через небольшое время сестра вернулась и сказала, что второй движок неисправен. Хирург невозмутимо скомандовал: «Зажечь все керосиновые лампы». И это оказалось как нельзя кстати, потому что через минут десять электрический свет погас. Хирург был невозмутим:

– Все нормально, Аня, вы одну лампу пододвиньте, а двумя другими подсвечивайте нам.

– Хорошо.

Аня встала у моего изголовья с двумя лампами.

Я не выдержал:

– Дайте мне одну лампу, а другой маневрируйте и помогайте доктору.

Хирург промолчал. Сестра передала мне в левую руку лампу, сама же второй светила хирургу, продолжая еще и вытирать лоб врачу. Наконец, старший лейтенант победоносно провозгласил:

– Все, нашел! Сейчас мы его прихватим.

Мы повеселели. Врач начал действовать быстро и решительно. Это меня приободрило, хотя все тело было в напряжении. Когда все, что надо, было вырезано и очищено – начался процесс укладывания всего моего «имущества», вывернутого наружу, на свое место, после чего хирург приступил к накладыванию швов. Я еще раз вмешался и на полном серьезе сказал:

– Доктор, только ничего не забудьте из своих инструментов у меня в животе.

– Нет, нет. Я проверил – все нормально.

Через неделю я уже был в полку. Все зажило и никаких последствий. Позже я шутя говорил Шахкильдяну, что он, предчувствуя мою операцию, умышленно уехал в Мурманск. К сожалению, Шахкильдян воспринимал это всерьез. Протирая свои толстые очки, он принимался убеждать меня, что это было случайное совпадение. Я же настаивал на своем и даже припомнил ему неисправный запасной электродвижок. Но потом, я, конечно, сознавался, что все это шутка и что его подчиненные – мастера высшего класса. И действительно, это так. Я не представляю современного хирурга в тех условиях. Близкие к ним были в Афганистане и Чечне, но в том и другом случае – не с керосиновой лампой. Жизнь в полку бурлила. Но она бурлила и в стране. 2 января 1959 года в сторону Луны была запущена первая многоступенчатая космическая ракета. А в конце января открылся внеочередной XXI съезд КПСС, который утвердил контрольные цифры развития народного хозяйства до 1965 года включительно, то есть на семь лет. А летом в том же году открылась Выставка достижений народного хозяйства. С учетом того, что 266-й мотострелковый полк прибыл в новые условия, боевая и политическая подготовка велась интенсивно. Мы для очистки от снега сделали навесное оборудование на автомобили, и к пробуждению полка каждое утро они активно расчищали все дороги, которыми мы пользовались, и, конечно, полностью приводили полковой плац в порядок. Дежурной службе у казармы или каждой семье у своего крыльца оставалось только расчистить входы в помещение. Правда, бывали такие заносы, что дверь на улицу открыть было нельзя и хозяину надо было вылезать через чердак и слуховое окно на крышу и с лопатой спрыгивать вниз для того, чтобы расчистить крылечко. В зимнее время кое-где мы натягивали веревки между зданиями, к колодцу, к школе. Так называемый «заряд» налетал мгновенно, и пешеходу, застигнутому им в темное время (а зимнее время – это сплошная полярная ночь) на полпути (то есть вышел из дома или казармы и не дошел до складов), ничего иного не оставалось, как присесть и переждать. Натянутая веревка – путеводитель выведет куда надо, когда спадет вьюга. «Заряд» – это разновидность вьюги, сопровождаемой очень интенсивным снегопадом и ветром с огромной скоростью. Случалось, хозяйка вышла из дома по воду, и ее застал «заряд». Она переворачивает ведро вверх дном, садится и сидит закутавшись, пока не утихнет вьюга. Иначе можно пропасть. Снег из «заряда» мог вывалить и за час, а ветер – продолжался. После снежной атаки сразу же начинался поиск человека. И все обходилось благополучно. Однако бывали и печальные случаи – с гибелью людей. Это касалось в основном команд Северного флота, которые были разбросаны по периметру полуострова: посты – наблюдательные, акустические, связи, специальные. Там находилось от нескольких человек до 20–30. Летом им завозили продовольствие, горючее, дополнительную аппаратуру, запчасти и т. д. А мы, то есть полк, раз в неделю (а если не было погоды, то и реже) на вездеходах ГТС доставляли газеты, почту. Связь со всеми с ними у нас была надежная: проводная, а с некоторыми и по радио. Кстати, телефонные столбы сопровождали все наши дороги, и если в зимнее время все покрывалось многометровым снеговым покровом (а в низинах до 5–6 метров), то верхушки телефонных столбов все равно торчали и по ним можно было ориентироваться, где проходит дорога.

Так вот, существовал приказ начальника гарнизона полуостровов Рыбачий и Средний (а таким начальником был я), который запрещал в течение ноября, декабря, января, февраля и марта ходить на лыжах от этих постов до Озерко – «столицы» полуострова. В другое время