совершать такие вылазки можно было только с разрешения штаба гарнизона. Но в таком случае этот лыжник или лыжники брались на контроль, и в случае ненастья навстречу им высылался ГТС. Некоторые же храбрецы, желая проявить себя в глазах товарищей, ходили в Озерко за почтой и в запретные месяцы. Это был большой и неоправданный риск. Частенько лыжник попадал под «заряд», в пургу и с трудом вырывался из этого капкана. Но иногда такие храбрецы и погибали. Этих несчастных мы обнаруживали, только когда сойдет снег. Иногда трупы были обезображены росомахами, которые хоть и в небольшом количестве, но на Рыбачьем водятся.

Весной 1959 года, по окончании зимнего периода обучения, в полк нагрянула окружная комиссия. Первоначально мыслилось, что полку дадут возможность самому подвести итоги – все-таки недавно переехал, условия – новые и т. д. Но, очевидно, из-за того, что шли доклады о благополучном состоянии дел, командующий войсками решил лично убедиться: а что же там, на Рыбачьем, за часть?

Подготовились к «экзамену» мы хорошо. Опыт у всех был достаточный. Командиры батальонов, особенно Прокопенко и Красивский, вообще были на уровне профессора, прежде всего по тактике и огневой подготовке. Поэтому хоть в какой-то степени мы волновались, но в целом считали, что как минимум на «государственную» оценку, то есть на «удочку», мы, конечно, сдадим.

И вот наконец комиссия прибыла. Мы представили свой вариант графика проверки с учетом полученных предварительных данных и условий. Все было отвергнуто и сделано по-своему. Разумеется, это внесло определенную нервозность, но мы постарались воспринять все как должное. Лишь деликатно предложили заменить ночные стрельбы дневными, так как в конце апреля у нас ночью фактически уже светло, а в мае, июне, июле и августе солнце вообще не заходит полностью. Проверяющие вначале оторопели, но потом вынуждены были с нами согласиться.

Конечно, во время проверки было много интересного. Но самое интересное нас ждало впереди. Полк отчитался уверенно, хорошо. Итоги подвели и доложили по инстанции. Оценки вроде были утверждены. Мы собрали офицерский состав, председатель комиссии выступил и в очень удобной для нас форме сделал сообщение, показал положительные и негативные стороны работы, отметил, над чем надо особенно поработать летом, в общем, все было так, как это делалось всегда.

С разрешения председателя комиссии построили полк. Я выступил и, повторив принципиальные выводы комиссии, отметил лучшие роты и взводы полка, поставил задачи. В заключение, хотя с самого начала проверки строевой смотр и торжественное прохождение уже было, полк вновь прошел под оркестр торжественным маршем. Видно, я перебрал – не надо было эту заключительную часть делать в присутствии комиссии. Но кто не ошибается?

Однако эта ошибка вышла нам боком.

Комиссия уехала. Все были довольны. Комдив и командарм звонили и поздравляли. И вдруг на пятый день после проверки мне звонит командующий армией Лосик:

– Товарищ Варенников…

Я насторожился: когда он так начинает, значит, последуют какие-то плохие вести, и они не замедлили. – Командующий войсками нашего округа, – продолжал Ло-сик, – генерал-полковник Стученко не утвердил те оценки, которые были ему доложены, распустил ту комиссию и создал новую во главе с заместителем командующего округом по боевой подготовке. Послезавтра они выезжают и через три-четыре дня будут у вас. – Товарищ командующий, это что, перепроверка?

– Командующий войсками округа хочет убедиться, что полк подготовлен хорошо. – Лосик никогда не мог позволить, чтобы в его словах была хоть малейшая тень в адрес старших.

– Коль решение принято – будем его выполнять, – говорю я. – Вот и правильно. И офицерам своим разъясните.

Да, уж я своим офицерам разъясню, как надо, то есть как оно есть:

не верят тем оценкам, а следовательно, и нам. Наша задача – доказать, что выставленные оценки соответствуют действительности. Минут через десять звонит Чайка:

– Ты слышал? Эти петрозаводские… доложили Стученке, что будто ты устроил в честь комиссии парад и проводил их с музыкой.

В связи с этим командующий войсками сказал, что им втерли очки и надо полк перепроверить. Ты понимаешь, что творится?

– Понимаю. И приступил к подготовке повторной проверки.

– Правильно. Желаю удачи!

Через час по моей команде собрался весь офицерский состав.

Я коротко проинформировал заместителей командира полка. Начальнику же штаба и заместителю по техчасти приказал составить график пользования батальонами и отдельными ротами, объектами учебной материальной базы (стрельбищем, танкодромом, автодромом и т. д.), явиться к концу совещания и объявить этот график, чтобы уже завтра с утра приступить к подготовке по ускоренной программе. Что они и сделали.

– Мы, несомненно, обязаны подтвердить свои оценки, а кое-где и приумножить, – сказал я в конце совещания. – Особо необходимо сосредоточить усилия на огневой, тактической и политической подготовке, на вождении боевых машин, изучении материальной части, содержании техники и вооружения. В связи с этим расход боеприпасов, моторесурсов и горючего – не ограничивается. Личному составу следует разъяснить, что занятия проводятся с целью распространения передового опыта, а поэтому всем надо выложиться капитально.

После объявления графика пользования учебной базой офицеры разошлись, а командование полка собралось у меня. Немного почертыхались, чтобы выпустить пар. Затем договорились, кто за что отвечает. Все отношения с комиссией только официально и по уставу, никаких пререканий и поводов для взвинчивания обстановки.

Нам выпало на всю подготовку ровно четверо суток. Стреляли и водили боевые машины день и ночь, хотя ночи не было. К обеду четвертого дня я дал команду занятия прекратить, личный состав привести в порядок к строевому смотру и дать отдохнуть. К исходу дня прибыла комиссия на нашей ПОКе, поскольку рейсового парохода в этот день не было. Члены комиссии сумрачные, чем-то недовольные. Ни одного из прошлого состава не заметил. Я доложил генералу, что полк готов к проверке. Генерал поздоровался, вяло пожал мне руку и, больше ничего не сказав, начал вместе с прибывшими разглядывать с пирса, что находится вокруг. Какой-то «знаток» из их команды пояснял. Я не вмешивался, но, отозвав в сторону мичмана – командира катера, спросил:

– Как шли?

– Неважно. Только вышли из Кольского залива, как поднялся ветерок баллов пять и боковая волна, а штормового предупреждения не было. Вот нас и пошвыряло. Все лежали в лежку, еле дыша. Только когда в Матовский залив вошли, то будто в рай попали. Все очухались, умылись. Я им чайку горячего – не отказались. Вот поэтому они как мякина.

У пирса стояли газик и два автобуса. Председатель комиссии, уже окончательно адаптировавшись, зычным голосом, который соответствовал его званию, служебному положению и упитанной фигуре, повелительно бросил:

– Командир полка, нам надо ехать в штаб. Хватит прохлаждаться.

– Все готово. Но прежде