Джентльмены переглядываются. Он спрашивает:

– Так с дублетом вы покончили?

Заходит посыльный, шепчет Гардинеру на ухо. Вручает бумагу, которую тот передает герцогу – украдкой, однако он, Томас Эссекс, успевает различить печать французского короля. Норфолк читает с явным удовольствием – с таким удовольствием, что не может удержаться:

– Франциск поздравляет нашего короля с благим начинанием.

– С вашей отставкой, – поясняет Гардинер. – Французам есть что рассказать нам по поводу ваших честолюбивых устремлений. Не говоря уже о том, как вы обманывали доверие нашего государя.

Тут-то он наконец понимает то, что не мог угадать прежде: почему сейчас и кто за этим стоит. Видимо, в начале весны, когда Норфолк был во Франции, Франциск впервые намекнул на возможность союза и назвал цену. Ценой был я, и король не соглашался. До последних дней.

Он говорит:

– Французы предпочитают иметь дело с вами, милорд Норфолк.

Норфолк раздувается, будто его похвалили. Клянусь Богом, думает он, я не знаю, что непомернее: честолюбие Норфолка или его тупость. Разумеется, французам любезнее посланник, которого можно обвести вокруг пальца, а если до такого дойдет – купить.

– Я хотел бы вернуть нас… – начинает Рич.

– Да уж, – говорит он, – вам стоит сменить тему, иначе вы рискуете доказать, как плох я был для Франциска.

Рич листает старый письмовник:

– В дни кардинала вы сильно разбогатели.

– Но не за счет того, что платил мне Вулси. За счет моей юридической практики, да.

– Как вам это удалось?

– Много работал.

– Вулси обычно щедро вознаграждал своих слуг, – говорит Ризли.

– Да, что Стивен вам подтвердит. Однако есть и расходы. Кардинал впал в немилость, не успев полностью уплатить долги. Враги накинулись на его имущество. В конечном счете он стоил мне убытков.

– Когда вы говорите «враги», вы имеете в виду короля? – спрашивает епископ.

– Гардинер, не держите меня за глупца. Неужто я бы оказал вам услугу, назвав короля вором?

– Вы цеплялись за кардинала, – продолжает Рич, – даже когда его обличили в измене.

– То, что вы зовете «цеплянием», король называет верностью.

– Да, называл. – Зовите-меня чуть не плачет. – Я сам слышал.

Он смотрит на Ризли. Меня не трогают твои слезы. Ты сам выбрал, кому служить. Вслух говорит:

– Король до сих пор горюет о кардинале.

Гардинер говорит:

– Можно не приплетать сюда кардинала? Нас интересует живой изменник.

Рич произносит раздраженно:

– Я хочу приступить к главному, перейти к леди Марии, но не могу этого сделать, не упомянув…

Гардинер вздыхает:

– Если иначе никак.

Рич говорит:

– Вы носили перстень, полученный от Вулси. Говорили, что он обладает некими свойствами…

– Желаете его получить, Рикардо? Я распоряжусь, чтобы вам прислали. Он защитит вас от утопления.

– Видите! – восклицает Норфолк. – Кольцо чародейское. Он признался.

Он улыбается:

– Перстень оберегает от диких зверей. И приносит любовь государей. Непохоже, чтобы он действовал, правда?

– И еще… – Рич смущен. Теребит нижнюю губу. – И еще, говорят, он влюбляет принцесс в того, кто его носит.

– У меня от них отбою нет. Не знаю, как и отвадить.

Ризли говорит:

– Вы не отваживали леди Марию.

Рич добавляет:

– Вы дерзнули, и королю это известно, вы дерзнули злокозненно втереться к ней в доверие, так что она называла вас… – он сверяется с записями, – «моим единственным другом».

– Если мы говорим о днях после смерти Анны Болейн, то, полагаю, я и впрямь был ее единственным другом. Если бы я не убедил Марию подчиниться отцу, ее бы уже не было в живых.

– И почему же вы так стремились сохранить ей жизнь? – спрашивает Гардинер.

– Быть может, потому, что я христианин.

– Быть может, потому, что вы рассчитывали получить от нее награду.

– Она была беспомощной девушкой. Чем она могла меня вознаградить?

Норфолк говорит:

– Вы в своей гнусной гордыне возымели богопротивное намерение на ней жениться.

– Например, – говорит Рич, – вы однажды были ее Валентином и сделали ей подарок.

– Вы знаете, как это бывает, – раздраженно отвечает он. – Мы тянули жребий.

– Да, – говорит Ризли, – но вы подтасовали жеребьевку. Вы хвастались, что можете подтасовать что угодно. Даже жеребьевку на турнире. Я точно помню, в день, когда ваш сын впервые выехал на ристалище, вы сказали ему, не бойся, я сделаю так, что ты попадешь в одну команду с королем, тебе не придется выступать против его величества.

– Это Грегори вам сказал?

– В тот же день. Вы ранили его гордость.

– Он сказал это по простоте душевной. И вам, Зовите-меня, потому что считал вас другом. Однако, полагаю, вам приходится работать с теми обвинениями, что у вас есть. Валентин? Колдовство? Присяжные поднимут вас на смех.

Впрочем, думает он, присяжных не будет. Суда не будет. Они проведут через парламент билль о лишении прав и покончат со мной. Не мне на это жаловаться – я сам к такому прибегал.

Рич хмурится:

– Было кольцо. Как я понимаю, летом тысяча пятьсот тридцать шестого года вы подарили Марии кольцо.

– Но не в знак любви. И в итоге она носила его не как кольцо, а как украшение на поясе. – Он закрывает глаза. – Потому что оно было слишком тяжелое. Слишком много слов.

– Каких слов? – спрашивает Норфолк.

– Восхваляющих послушание.

Гардинер разыгрывает изумление:

– Вы считали, что она должна вас слушаться?

– Я считал, она должна слушаться отца. И я показывал этот предмет его величеству. Счел это разумной предосторожностью на случай обвинений, какие сейчас выдвигаете вы. Королю кольцо так понравилось, что он забрал его и сам подарил дочери.

Ризли опускает взгляд:

– Чистая правда, милорд. Я при этом присутствовал.

Рич с ненавистью косится на Ризли:

– И все равно, объем вашей переписки с леди Марией, ваше неоспоримое на нее влияние, характер сведений, которыми она с вами делилась, сведений, касающихся ее телесной…

– Вы хотите сказать, она жаловалась мне на зубную боль?

– Она сообщала вам то, что приличествует знать врачу. Не постороннему человеку.