это во внимание и что сейчас Государь Император находится в трех, а возможно, в двух перегонах от мятежных войск, возможно ли двигаться дальше, не получив категорического приказания от дворцового коменданта?»[2070]. Офицеры, посовещавшись, решили по прибытии в Бологое передать донесение Воейкову. В 22.50 литерный «Б» остановился в Бологом, где офицеру 1-го Железнодорожного полка был передан соответствующий пакет. Отсюда передовой поезд продвинулся до Малой Вишеры, последней остановки перед Тосно, где было решено ждать вердикта Воейкова.

Телеграмму императора из Лихославля в Царском Селе получили в 22.10, когда она уже не могла никого успокоить. «К этому моменту мы услышали еще одну новость: восставшие движутся в нашем направлении и только что убили одного из дворцовых служащих в нескольких сотнях метров от дворца. Звуки стрельбы приближались, вооруженное столкновение казалось неизбежным»[2071], — вспоминал Жильяр. Александра Федоровна приняла графа Бенкендорфа и полковника Гротена, которые предложили разместить войска в самом Александровском дворце. По тревоге вызвали две роты Сводного полка, две сотни конвоя, роту Железнодорожного полка, батарею воздушной охраны (два зенитных орудия на машинах) и две роты Гвардейского экипажа. Имелись еще небольшие команды — служба дворцовых телефонистов и «личная охрана Государыни и детей», то есть чины Дворцовой полиции. Выстрелы в направлении дворца слышались со стороны казарм гвардейского стрелкового полка. Фон Гротен распорядился выставить постоянные разъезды вдоль решетки дворца, развернуть орудия зенитной артиллерии и пулеметы Гвардейского экипажа вдоль улиц, идущих ко дворцу. Сводный полк разместил заставы в отдаленных уголках парка. Командир полка генерал Ресин призвал личный состав «исполнить свой долг и защитить царскую семью от всех случайностей». Началась редкая перестрелка с восставшими солдатами запасных батальонов Царскосельского гарнизона. Внутри перед очевидцем «предстала необычная картина: коридоры и лестницы нижних этажей были полны сидевшими и лежавшими людьми со сваленной там и сям амуницией»[2072].

Около 23 часов к войскам вышли Александра Федоровна и Мария Николаевна. «Спокойная и величественная Императрица тихо спускалась по мраморным ступеням, держа дочь за руку. За Ее Величеством шли граф Бенкендорф, граф Апраксин, граф Замойский и еще несколько лиц. В этом было что-то неожиданное: выход русской Императрицы к войскам ночью, при мерцающем свете канделябров, в покрытый снежной пеленой парк. Тишина полная. Лишь снег скрипел под ногами. Издали доносилась стрельба. Со стороны Петрограда и Софийского собора виднелось зарево. Императрица медленно обходила ряды за рядами, кивая с улыбкой солдатам. Солдаты молча восторженно провожали глазами царицу. Многим из офицеров Государыня тихо говорила: «Как холодно, какой мороз». Великая княжна, настоящая русская красавица, которую пощадила болезнь, улыбалась офицерам, особенно морякам»[2073], — проняло генерала Спиридовича.

Императрица вернулась во дворец «во взволнованном, приподнятом настроении» и повторяла Юлии Ден: «Они наши друзья… Они так нам преданы»[2074]. Ей хотелось в это верить. Однако настроение руководства охраны было не столь однозначным. Глобачев, 28 февраля выбравшийся из столицы в Царское Село, «вынес впечатление, что они не уясняют себе сущности совершающихся событий. По их мнению, все сводится к простому дворцовому перевороту в пользу великого князя Михаила Александровича. Когда я попробовал опровергнуть такой взгляд на дело, мне даже показалось, что на меня посмотрели с некоторой усмешкой, как на человека, не знающего о том, что им всем давно было известно»[2075]. Фон Гротен вступил в переговоры с восставшими частями и достиг перемирия. А неофициальные контакты с лидерами ВКГД по поводу дальнейшей судьбы царской семьи взял на себя начальник Дворцовой полиции полковник Герарди. Еще днем он острил: «Не будет Николая, будет Михаил»[2076]…

1 (14) марта, среда. Продолжение

В 1 час 55 минут литерный «Б» подошел к Малой Вишере. Кому подчиняется персонал станции, было неизвестно. Быстро выяснилось, что опасности нет, новую власть там еще не приняли. От Воейкова был получен ответ: продвигаться дальше — на Царское Село.

Вскоре, однако, в поезд вошел офицер Собственного Его Величества железнодорожного полка и доложил своему командиру генералу Цабелю, что следующая станция Любань, а также Тосно заняты революционными войсками. Кроме того, появилась информация о телеграмме поручика Грекова, который якобы предписал направить императорский поезд не в Царское, а непосредственно на Николаевский вокзал Петрограда в его распоряжение. Впрочем, никто и ничего точно не знал и, похоже, узнать не стремился. Руководство охраны предпочло не рисковать и дождаться литерного «А», чтобы лично доложить ситуацию. «На станции почти нет народу. Она ярко освещена. Начальник станции, небольшой старичок, очень исполнительный и расположенный сделать все, что необходимо, перевел наш поезд на запасной путь, и мы стали ждать прихода «собственного» поезда, — писал генерал Дубенский. — Ночь ясная, тихая, морозная. Всюду царствовала полная тишина. На платформе, на путях, виднелись наши посты солдат железнодорожного полка. Генерал Цабель, барон Штакельберг и я находились на платформе, поджидая прибытия царского поезда. Около 2 часов ночи он тихо подошел»[2077].

Из вагона вышел генерал Кирилл Нарышкин, остальные, по всей вероятности, крепко спали. Как спят, когда такие тревожные вести?! Нарышкин, всегда неразговорчивый, пригласил в вагон и постучал в дверь купе Воейкова. Дворцовый комендант пробудился, наскоро оделся и вышел в коридор с всклокоченными волосами. «Ко мне в купе пришли начальствующие лица обоих поездов, — вспоминал Воейков, — с докладом, что, по сведениям из Тосно, станция Тосно занята революционными войсками, прибывшими из Петрограда, и что дальнейшее следование императорского поезда представляет опасность, так как телеграф на Тосно не работает. Кроме этих сведений мне была сообщена телеграмма коменданта поручика Грекова о направлении императорского поезда не на Тосно-Семрино, а прямо из Тосно на Петроград». Стали обсуждать последующие действия. Кто-то из генералов предлагал поворачивать в Ставку, другие советовали ехать на Псков. Воейков в спорах не участвовал и, выслушав все мнения, предпочел отправиться к императору.

«Был четвертый час утра. Я пошел в вагон Государя, разбудил камердинера и попросил разбудить Его Величество. Государь меня сейчас же принял. Я доложил ему сведения, поступившие от моих подчиненных, и спросил, что ему угодно решить? Тогда Государь спросил меня: «А вы что думаете?» Я ему ответил, что ехать на Тосно, по имеющимся сведениям, считаю, безусловно, нежелательным. Из Малой же Вишеры можно проехать на Бологое и оттуда попасть в район, близкий к действующей армии, где — нужно предполагать — движение пока еще не нарушено. Государь мне ответил, что хотел бы проехать в ближайший пункт, где имеется аппарат Хьюза. Я доложил Его Величеству, что ближайшим пунктом будет Псков — в трех часах от станции Дно, а