незаметно подталкивая локтем своих подопечных. – Что, спляшем напоследок пляску смерти или разойдемся миром? Кстати, как там тебя… кирия Зоэ. Благодаря твоим усердным сторонничкам у этих детишек больше нет ни крыши над головой, ни отца, ни матери. Довольна?

– Более чем, – проронила Карвона. Привычным Гаю жестом она накручивала на палец выбившуюся рыжую прядь, жесткую и неподатливую. Солнце укрылось в серых вечерних облаках, и камни диадемы больше не сияли переменчивым синим блеском. Базилисса размышляла, участники драмы во дворе Палатия ждали ее решения. Мессир Гисборн как наяву увидел те призрачные весы, на чашах которых Склирена раскладывала милосердие и необходимость, соображения государственной пользы и собственную выгоду. Польза и выгода перевешивали.

– Делин, убейте их, – Зоэ отвернулась, избегая встречаться взглядом с английским рыцарем. – Всех. Быстро. Без мучений. Берегитесь мужчины – он слишком хорош в бою. Гай, будет лучше, если поможешь им.

– Все зло мира – от самоуверенных женщин, – невозмутимо изрек кельт и через плечо на греческом велел девушке: – Агнесс, не трусь. Как только начнется, со всех ног беги прочь. Парни, вы за ней, – и, перейдя на норманно-франкский, добавил: – Гай, ты меня знаешь. Положу их всех, а рядом – твою ненаглядную рыжую стерву. Признаюсь честно, с тобой мне драться неохота. Но, коли другого выхода не будет, я и тебя прикончу.

– Не сомневаюсь, – кивнул мессир Гисборн, не делая попыток слезть с коня или вытащить меч. – Зоэ, ты помнишь, о чем мы с тобой говорили у Халкидии? Ты дала обещание. Сохранить жизнь младшим Комниным и базилиссе Анне.

– Я передумала, – огрызнулась ромейка и, перейдя в наступление, едко осведомилась: – Неужели рыцарь короля Ричарда боится выйти против какого-то каледонского дикаря?

– Дело не в том, боюсь я или нет, – краем глаза мессир Гисборн отметил, что Алые Плащи покуда не двинулись с места, ожидая, чем завершится спор между их новой госпожой и ее верным паладином. – Кажется, ты еще не поняла. Я не позволю тебе начать правление с отказа от собственных слов. Знаю, это старая и добрая византийская традиция. Тебе придется ее нарушить. Или впредь быть осмотрительнее. Либо, если ты желаешь хранить верность былым порядкам, – Гай надеялся, что его голос звучит достаточно твердо и решительно и Зоэ поверит в искренность его слов, – тебе предстоит справляться с делами империи в одиночку. Без меня. Надеюсь, нам никогда больше не придется возвращаться к этому тяжкому разговору. Ты – моя госпожа. Но я буду служить тебе, покуда ты будешь достойна этого. Кентарх, эти люди вольны идти на все четыре стороны.

Мак-Лауд расхохотался, коротко и хрипло, как ворон закаркал:

– Так ее, так! Гай, попробуй как-нибудь отходить свою милочку вожжами – говорят, очень способствует. Злючки после этого становятся на удивление кроткими и смиренными. Ну, ежели никто не против, мы пошли?

– Если до меня дойдет хотя один слух о том, что выжившие Комнины ищут сторонников и плетут против меня козни, – проглотив обиду, яростно прошипела Зоэ, – хоть отзвук слуха, хоть единственная сплетня – клянусь, все страну переверну, но разыщу! И тогда пеняй на себя. Убирайся. Чтобы сегодня же духу вашего не было ни в Константинополе, ни в Византии.

– Хорошо, ты хоть не ведьма, – кельт не рискнул повернуться к Карвоне и ее отряду спиной, пятясь через двор мелкими быстрыми шажками и по-прежнему держа клеймору наготове. – А то, право слово, я бы струхнул. Решил, что ты непременно наведешь на меня порчу в отместку. Не переживай, дорогая, и не скрипи зубами. Ты на коне, ты победила. У тебя теперь есть целая империя. Да еще мессир Гисборн впридачу. Он будет гласом той совести, которой тебе недостает. Гай, желаю удачи! Вряд ли мы когда свидимся. Не держи на меня зла, ага?

Мужчина, женщина и двое ребятишек исчезли в темноте прохода между стеной особняка и решетчатой оградой. Зоэ разжала стиснутые на поводьях жеребца кулачки и с присвистом выдохнула. Мессир Гисборн не знал, как разгневанная Карвона отнеслась к полученному уроку и его решению, а потому мудро предпочел пока помалкивать.

– Клянусь Богом, я сожалею, – вдруг жалобно протянула Зоэ. – Гай, ты простишь меня? Я разозлилась. Это порождение Хайленда обладает сущим талантом выводить меня из себя. Еще немного – и я сотворила бы такое, что потом сама себе была бы противна. Спасибо тебе.

Она поправила выбившуюся прядь и вполголоса задумчиво добавила:

– Душу бы продала, лишь бы узнать: как он умудрился окрутить скромницу Анну?

* * *

Время ожидания тянулось страшно медленно, и Хрис Старший Братец не на шутку извелся. Зыбь и ветер то и дело отгоняли хеландион с условленного места встречи, утягивая в море. Обезумевшие обитатели Палатия, не умея плавать, лезли на глубину и цеплялись за борт лодки, едва не переворачивая ее. Братец не был уверен, но, кажется, грузный придворный, которого он изрядно приложил веслом по макушке, навсегда сгинул в темных водах Золотого Рога.

Хрис уже собирался поднимать парус и несолоно хлебавши отправляться к родной пристани Западной бухты, когда на фоне темных зарослей появилась долговязая фигура. Франк заорал, замахал руками, подзывая лодку.

– Слава и хвала тебе, Богородице, во веки вечные, – проворчал рыбарь, разворачивая хеландион к берегу. – Притащился, зараза.

Увидев, кого привел с собой Бьярни, Хрис пораженно крякнул. Франк усадил в плоскодонку закутанную в длинный шелковый платок девицу и двух испуганно притихших мальчишек. Ухватился за корму, отпихнул лодку от берега и влез сам.

– Парус ставить? – как ни в чем не бывало осведомился Бьярни, заботливо устроив спасенную женщину и ребятишек в гнезде из свернутых сетей и пустых мешков. – Эй, Братец, рот закрой, а то чайки нагадят. Побежали к дому. Как доберемся, сразу рассчитаемся. Я тебе безант должен, не забыл?

Отрывок из «Константинопольского хронографа» за 1189 год.

Автор сочинения неизвестен.

«…За свою долгую жизнь базилевс Андроник Комнин не раз удачно избегал преследований и совершил не один дерзкий побег из узилищ. Однако намерение Андроника затеряться среди охваченных паникой обитателей Палатия не увенчалось успехом. Его выдали собственные приближенные, решившие столь высокой ценой откупиться от гнева возмущенных горожан. Базилевса схватили на пристанях, когда он в числе прочих беглецов перебирался через борт рыбацкой плоскодонки, одной из многих, переправлявших испуганных патрикиев и их семейства в спасительный город.

Будучи пленен, Андроник повел себя не самым достойным образом. Он сулил мятежникам в обмен на сохранение жизни и изгнание все богатства Палатия, перечислял свои прежние заслуги перед империей и ее народом – кои были несомненны, покуда базилевсом не овладело