Круглое лицо Нармана побледнело.

- Не говорю, что это так, ваше высочество, - быстро сказал Толлмин. - Я сказал, что так может быть. На данный момент это единственный корабль, который вернулся, но его капитан, очевидно, сильно потрясен. Вполне возможно, даже вероятно, что, несмотря на то, что он честен настолько, насколько это возможно, его собственный опыт заставляет его переоценивать наши общие потери. Но, - голос капитана стал тише и мрачнее, - даже если и так, нет никаких сомнений в том, что мы потерпели очень серьезное поражение.

- Как? - потребовал Нарман.

- Боюсь, что пройдет некоторое время, прежде чем мы сможем действительно ответить на этот вопрос, ваше высочество. Однако из сообщения "Си клауд" следует, что вернулись Кэйлеб и чарисийские галеоны. По-видимому, они атаковали наш флот сзади, как раз на рассвете, и их артиллерийский огонь был даже более эффективным, чем предполагалось в последних сообщениях герцога Блэк-Уотера. "Си клауд" удалось уйти с наветренной стороны, но ее капитан лично видел, как по меньшей мере одиннадцать наших галер, включая все остальные корабли его собственной эскадры, получили гибельные удары.

Нарман просто смотрел на него несколько секунд. Затем он медленно кивнул и подошел к окну своей спальни, чтобы посмотреть на дворцовые сады.

III

Теллесбергский собор,

Теллесберг

Тело короля Хааралда VII торжественно покоилось перед главным алтарем в Теллесбергском соборе. Шестеро вооруженных алебардами стражников королевской стражи окружили носилки, пристально глядя перед собой, наконечники их оружия были задрапированы черным трауром. По приказу короля Кэйлеба сержанта Гардэйнера и сержанта Хаарпара положили по обе стороны от короля, при защите которого они погибли, а мичман Гектор Эплин сидел у ног своего мертвого короля, с одной рукой на белоснежной перевязи, охраняя меч короля Хааралда.

Эплин был одним из тридцати шести выживших из всего экипажа "Ройял Чарис". Каждый из выживших был ранен. Некоторые из них все еще могли умереть, несмотря на все, что могут сделать целители.

Вот уже четыре дня люди короля Хааралда тихо и благоговейно передвигались по огромному собору, чтобы попрощаться со своим прежним королем. Многие плакали, большинство рыдало, и у всех были мрачные лица от горя.

И все же отчаяния было мало или вообще не было.

Мерлин Этроуз стоял позади короля Кэйлеба, глядя через плечо молодого монарха, когда тот сидел в королевской ложе со своими младшими братом и сестрой, ожидая начала заупокойной мессы. Жан и Жанейт выглядели так, словно все еще пытались осознать чудовищность смерти своего отца. Выражение лица Кэйлеба было менее ошеломленным и гораздо, гораздо более жестким.

И это, - подумал Мерлин, тоже печально глядя на тело Хааралда, - вполне соответствовало настроению большинства Чариса. Смерть их любимого короля умерила радость и гордость чарисийцев за победы, одержанные их флотом, но ничто не могло стереть их понимание того, что означали эти победы.

Девятнадцать галер Хааралда, четверть всего его флота, были потоплены или так сильно повреждены, что Кэйлеб приказал их сжечь; носовая часть "Дреднота" была настолько разрушена столкновением с "Думуэйл", что удержать его на плаву было невозможно; и людские потери во всем галерном флоте были тяжелыми. Но в качестве компенсации сто семнадцать галер Блэк-Уотера, большей частью сильно поврежденных, но включая тридцать шесть чисхолмских галер, которые сдались практически целыми, были поставлены на якорь в гавани Теллесберга под флагами Чариса. Еще сорок девять были потоплены в бою или сожжены позже. Удалось спастись только семнадцати - менее десяти процентов флота, задействованного Блэк-Уотером.

Из общего числа объединенных сил, насчитывавших более трехсот пятидесяти боевых кораблей, которые храмовая четверка собрала для нападения на Чарис, менее тридцати избежали уничтожения или захвата. Это была, по любым меркам, самая ошеломительная морская победа в истории Сэйфхолда.

Гордость королевства Чарис за свой флот была подобна яркому, яростному пламени, которое горело еще ярче на фоне тьмы его мертвого короля, и Мерлин понимал это слишком хорошо. Он всем сердцем молился о том, чтобы Хааралд остался жив. Жаль, что он сам не добрался до кормовой надстройки "Ройял Чарис" хотя бы на минуту раньше. Жаль, что он не понял, насколько серьезной была рана короля, или чтобы он смог каким-то образом вылечить эту рану, одновременно сдерживая корисандских абордажников.

Но ничего из этого не произошло, и поэтому король, которым он так глубоко восхищался и уважал, - полюбил, даже не осознавая этого, - умер позади него на руках одиннадцатилетнего мичмана.

Это была трагедия, ставшая еще более масштабной и гораздо более болезненной, потому что победа уже была одержана. Если бы даже спаслись все до единого корабли в колонне Блэк-Уотера, битва в проливе Даркос все равно была бы сокрушительным триумфом. И все же... 

Мерлин стоял позади короля Кэйлеба, наблюдая, слушая, и знал, что независимо от того, случилась бы победа в проливе Даркос или нет, на самом деле это было почти несущественно. Снарк, который следил за Хааралдом, записал разговор короля с его флаг-капитаном, и он знал, что смерть короля купила именно то, ради чего Хааралд бросил на чашу весов свою жизнь. Все королевство Чарис знало, что король Хааралд мог бы избежать участия в сражении. Оно знало, что он предпочел вступить в бой с соотношением один к шести, а не повернуться спиной и позволить этим кораблям сбежать, и поступил так, потому что в этой войне Чарису нужно было гораздо больше, чем просто победа. Точно так же, как оно знало, что команда его флагмана сражалась буквально до последнего человека, создавая кольцо из собственных тел вокруг своего короля. И точно так же, как оно знало, что в последнем решении, которое он когда-либо принял, его король потерял свою жизнь, защищая одиннадцатилетнего мичмана. Юный Эплин передал Кэйлебу последнее, что когда-либо говорил его отец. Эти слова с трудом вырвались у офицера, который также был мальчиком, отчаянно пытавшимся не заплакать, и они уже распространились по всему королевству.

Чарис знал так же хорошо, как и Мерлин, что Хааралд мог бы не встречаться с врагом лицом к лицу. Что, во многих отношениях, это было неправильное решение для короля. Но это было правильное решение для мужчины, и Чарис тоже это знал, так же, как он всегда будет дорожить последними словами, которые он сказал одиннадцатилетнему мальчику. Он стал мучеником и, что еще более важно, примером, мерилом, по которому его флот всегда будет равняться, и легенда о последнем сражении КЕВ