Широко распространено мнение, что детектив похож на большиескачки – стартуют красивые лошади и жокеи. «Платите и попытайте счастье!»

Фаворит в детективе, как принято считать, полнаяпротивоположность фавориту на ипподроме. Иными словами, он похож скорее наабсолютного аутсайдера!

Определите из числа участников наименее вероятногопреступника и – в девяти случаях из десяти – не ошибетесь.

Поскольку я не хочу, чтобы мой уважаемый читатель внегодовании отшвырнул эту книжку, предпочитаю предупредить заранее, что онасовсем иного рода. Здесь лишь четыре участника состязания, и каждый присоответствующих обстоятельствах мог бы совершить преступление. Закономерновозникает некоторое недоумение.

Однако я думаю, что четыре человека, каждый из которыхсовершил убийство и, возможно, еще и новое преступление, не могут не вызватьинтереса. Эти четверо представляют совершенно различные человеческие типы, –мотив действия каждого характерен только для него одного, и каждый из них идетк преступлению своим путем. Рассказ строится исключительно на психологическихмоментах, и это не менее интересно, потому что когда все сказано и совершено,именно душевное состояниие убийцы вызывает наибольший интерес.

В качестве еще одного довода в пользу этой детективнойистории следует сказать, что это было любимое дело Эркюля Пуаро. Впрочем, егодруг, капитан Гастингс, услышав все от самого Пуаро, посчитал эту историю оченьскучной!

А с кем из них согласитесь вы, мой читатель?

– Мсье Пуаро, дорогой! – Тихий воркующий голос, голос умелоиспользуемый как инструмент: ничего импульсивного, непродуманного.

Эркюль Пуаро обернулся.

Поклонился.

Церемонно протянул руку.

В его взгляде мелькнуло что-то необычное. Можно сказать, чтослучайная встреча вызвала не свойственное ему проявление волнения.

– Мсье Шайтана, дорогой, – произнес он в ответ.

Оба замолкли. Как дуэлянты en garde.[1]

Вокруг медленным водоворотом кружила элегантнаямеланхолическая лондонская публика. Слышались неторопливые разговоры,шушуканье.

– Как прелестно!..

– Просто божественно, правда, милый?..

В Уэссекс-хаусе[2] проходила выставка табакерок. Вход – однагинея,[3] весь сбор в пользу лондонских больниц.

– Дорогой мой, до чего же я рад вас видеть, – продолжалмистер Шайтана. – Много ли нынче вешают, гильотинируют? Уж не затишье ли вуголовном мире? Или тут сегодня ожидается ограбление? Это было бы весьмапикантно.

– Увы, мсье, – сказал Пуаро. – Я здесь как частное лицо.

Мистер Шайтана обернулся вдруг к очаровательной молодойособе с кудряшками, как у пуделя, с одной стороны головы и шляпкой в виде трехрогов изобилия, свернутых из черной соломки, – с другой.

– Милая моя, отчего это я вас у себя не видел? – спросил он.– Прием был очень удачным. Все так прямо и говорят. А одна дама только исказала: «Здравствуйте», «До свидания» и «Большое спасибо». Но она, конечно,была из гарден-сити,[4] бедняжка!

Пока Очаровательная Молодая Особа достойным образом отвечала,Пуаро позволил себе как следует изучить волосяной покров над верхней губоймистера Шайтаны.

Прекрасные усы, несомненно, прекрасные усы, единственные вЛондоне, которые могли бы поспорить с усами самого мсье Пуаро.

– Но они не такие уж пышные, – пробормотал он себе под нос.– Нет, они, безусловно, хуже во всех отношениях. Tout de meme они обращают насебя внимание.

Да и весь облик мистера Шайтаны обращал на себя внимание,все тут было подчинено одной цели. Он, не без умысла, пытался строить из себяэтакого Мефистофеля.[5] Высокий, сухопарый, с длинным мрачным лицом, на которомтемнели иссиня-черные брови, усы с туго закрученными кончиками и крошечнаячерная эспаньолка.[6] Одевался он изысканно, его туалеты были истиннымипроизведениями искусства, хотя и выглядели несколько эксцентрично.

У всех истинных англичан при виде его прямо руки чесались:поддать бы ему как следует! И не сговариваясь, они повторяли с точностью дослова одну фразу:

– Вот чертов даго,[7] Шайтана!

Жены, сестры, тетки, матери и даже бабушки истинных англичанговорили, варьируя выражения в зависимости от возраста, примерно так: «Знаю,дорогая. Разумеется, он ужасен, но до чего богат! Какие замечательные приемы! Ижуткий, жуткий насмешник!»

Кем был мистер Шайтана: аргентинцем, португальцем илигреком, или принадлежал к какой-нибудь иной нации, справедливо презираемойограниченными британцами, – никто не знал.

Но три факта были совершенно очевидны.

Он безбедно поживал себе на роскошной Парк-Лейн.[8]

Он давал замечательные приемы – большие приемы, приемы дляузкого круга, жуткие приемы, престижные приемы и, определенно, «сомнительные»приемы.

Он был человеком, которого чуть ли не побаивались. Почему,вряд ли это можно было объяснить словами. Было такое ощущение, что он знает обовсех несколько больше, чем нужно. А кроме того, его шутки были порою весьмаэкстравагантны, так что лучше было не рисковать, оставить мистера Шайтану впокое.