Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— И вы оставили его живым… без малейшей царапины… на свободе?..
— Нет, начальник. Он должен был пасть под нашими пулями. Мы не могли убедиться в этом, так как солдатские пули сыпались на нас градом, но он, верно, убит.
Начальник, понимая, что они лгут, впал в неописуемую ярость. Забыв про раненую руку, он бросился на своих сообщников.
— Скоты, подлецы, — кричал он, колотя их по очереди левой рукой и сбивая с них шляпы. — Четверо не могли справиться с одним! С ребенком! Потерять тридцать тысяч!.. Опять эта проклятая рана! — вдруг остановился он, чувствуя, что рана его открылась. — Возьмите девушку! Ведите ее… и берегитесь, чтобы она тоже не скрылась от вас. В путь!
Проговорив эти слова, он повернулся к ним спиной и пошел вперед, оставив молодую девушку под надзором сообщников.
Один из них грубо схватил ее за руку и, повторив «в путь!», потащил ее следом за Корвино. Другие пошли за ним. Лючетта не сопротивлялась.
Ее свирепые спутники грозили ей кинжалом при малейшей остановке.
Молодая девушка машинально повиновалась, погруженная в самое глубокое отчаяние; она не думала о настоящем. Все ее мысли неслись к горе отшельника, хотя она не питала никакой надежды на освобождение. Позорное поведение Гвардиоли ясно показало ей, что у графа не хватит мужества преследовать разбойников.
Последние, очевидно, тоже об этом не думали. Они спокойно шли себе по горному ущелью. Они бы, наверно, поторопились, если бы знали о перемене гарнизона в Валь д’Орно.
L. ПО СЛЕДУ
Надо ли говорить, что призыв, сделанный братом и отцом пропавшей молодой девушки, нашел отклик в сердцах тех, к кому он относился. Республиканцы по двум причинам горячо отозвались на это: во-первых, из человеколюбия, во-вторых, из убеждения, что разбойничество входило в систему деспотичного правления, только что ими свергнутого.
Синдик давно уже был тайным сторонником республиканцев.
Случайно приехавший Луиджи тоже немедленно перешел на сторону республики, и потому республиканцы немедленно решили спасти сестру своего нового товарища.
Заперев Гвардиоли и солдат в надежное место, они решили заняться Корвино и его сообщниками. Томимые ужасными предчувствиями, Луиджи Торреани и молодой англичанин желали немедленно начать преследование. Командир республиканцев, по имени Росси, повинуясь голосу рассудка, понял, что несвоевременная поспешность могла испортить все дело.
Росси, бывший офицер неаполитанской армии, имел большой навык в преследовании сицилийских и калабрийских бандитов и знал, что открытым нападением на разбойников ничего не добьешься и только подвергнешься насмешкам самих же разбойников, запрятавшихся за скалы.
Правда, на этот раз условия были другие.
Логовище разбойников было известно. Их бывший пленник мог указать его.
По мнению большинства, все складывалось как нельзя лучше для немедленного преследования, но опытный охотник на неаполитанских бандитов думал иначе.
— Это преимущество, — говорил Росси, — было бы сведено к нулю, если бы мы вздумали нападать на бандитов днем. Часовые немедленно бы заметили нападающих и вовремя бы предупредили товарищей. Идти надо ночью, и так как дорога известна, то можно надеяться на какой-то успех.
«Какой-то успех»! Эти слова зловеще отозвались в ушах Луиджи Торреани, его отца и друга. Они дрожали при мысли, что должны ждать до вечера, когда по меньшей мере миль двадцать отделяли их от самого дорогого существа, которому их преданность и присутствие были необходимы теперь более, чем когда-либо.
Для трех этих людей, так глубоко заинтересованных в успехе экспедиции, всякая отсрочка была невыносима, и, правду говоря, это чувство разделяли большинство из присутствующих: граждане и волонтеры. Нельзя ли было немедленно принять какие-нибудь меры? Всякий понимал, что преследовать пятерых разбойников, похитивших дочь синдика, было бесполезно.
Прошло уже несколько часов, и благодаря отличному знанию местности похитители были уже давно в безопасном месте. Оставалась только одна надежда: захватить их в притоне, указанном беглым пленником.
Не было никакой возможности приблизиться к этому логовищу днем. Ночь настанет раньше, чем они достигнут его, так как им нужно было пройти миль двадцать.
Сумерки, конечно, должны были благоприятствовать нападению, но все эти двадцать миль надо было идти с большой осторожностью, иначе застать врасплох разбойников невозможно, так как весь путь охраняется если не часовыми, то наемными крестьянами, пастухами и т. п.
Так говорил Росси, и он был прав.
Кто мог предложить такой план, при посредстве которого можно бы было захватить в плен в эту же ночь всех разбойников и предупредить преступление, мысль о котором наполняла ужасом не только родственников и друзей несчастной Лючетты, но и всех волонтеров?
— Я, — сказал один человек, выступая вперед, — если вы захотите следовать моим советам и взять меня в проводники. Я вам помогу не только освободить дочь вашего почтенного синдика, но и изловить всю шайку Корвино, с которой я принужден был прожить три года.
— Томассо! — воскликнул синдик.
Это был действительно его старый фермер.
— Томассо! — повторил начальник революционеров, узнав в говорившем человека, пострадавшего за идею, который предпочел жить с разбойниками, чем гнить в римской тюрьме.
— Синьор Томассо, это вы?
— Да, синьор Росси, это я, счастливый тем, что не должен больше скрываться в горах, избегать присутствия друзей и жить среди нечистой накипи человечества. Благодарение Богу и Джузеппе Мадзини! Да здравствует республика!
Последовали дружеские приветствия между Томассо и волонтерами, старыми заговорщиками.
Не менее дружески приветствовал его и молодой англичанин, убедившийся теперь, что его спасителем был не кто иной, как Томассо.
Но туча, омрачившая все умы, не дала развиться радостным чувствам. Время летело, а Томассо был не такой человек, чтобы терять его в пустых разговорах.
— Следуйте за мной, — сказал он, обращаясь к Росси, синдику и Луиджи. — Я знаю дорогу, по которой мы доберемся до их логовища, не замеченные никем… даже до захода солнца, если это необходимо. Но Корвино не будет там раньше полуночи, и мы захватим