самого обыкновенного поцелуя в грудь, выгнулась дугой и застонала от удовольствия!

Второго Прикосновения она достигла в разы быстрее. А после третьего открыла глаза и посмотрела на меня взглядом, в котором плескалось чувственное безумие:

— Нейл, я слушаю эмоции девочек каждую ночь… И каждую ночь представляю себя на их месте… Твоими стараниями страхов во мне уже не осталось… Поэтому хватит ласк — я хочу всего и сразу!!!

«Все и сразу» с Найтой получилось… умопомрачительным. Выполняя наши договоренности, она не позволяла нам срываться в ощущение безмыслия, зато своим Даром усиливала каждое наше ощущение, старалась перепробовать все, что можно и нельзя, и отдавалась не столько телом, сколько душой. Уставать не получалось — после каждого Прикосновения Пресветлой она возвращала мне бодрость, свежесть и потраченные силы, и тут же пробуждала новую вспышку желания. Вернее, усиливала уже имеющееся, ибо оно не пропадало ни на миг: Тень своей чувственностью умудрялась затмевать даже «дуэт» Вэйльки со Стешей! В общем, прерывать это сумасшествие пришлось мне — мягко придавливать бедра «всадницы», ловить «пьяный» взгляд и напоминать о том, что мы не дома и не на острове:

— Найта, милая, посмотри, пожалуйста, на часы…

Женщина на мгновение ушла в себя, ошарашено вытаращила глаза, сообразив, что мы выпали из жизни почти на две стражи, нехотя перебралась с меня на покрывало и поцеловала в щеку:

— Спасибо, любимый, это было бесподобно!

— Твоими стараниями! — улыбнулся я. А когда увидел, что ее глаза снова затягивает поволока желания, задал первый пришедший в голову вопрос: — Кстати, не скажешь, что за сообщение тебе прислала Вэйлька?

Найта облизала пересохшие губы, заставила себя остыть и поплыла взглядом. Видимо, открывая нужную запись:

— «Уходить за Грань надо счастливой. Мы перешагнули свои страхи и счастливы, а ты все никак не решишься. Упустишь последнюю возможность — я тебя не пойму. Лети…»

— Она тебя любит… — вздохнул я, перекатился к «стенке» зеленого «шалаша» и приподнял тяжелую лапу: — Пойдем, ополоснемся, что ли…

Найта тут же выбралась наружу, оперлась на мою руку и, покачивая бедрами, пошла к озеру. А я, прислушавшись к ее эмоциям, вдруг понял, что ей плевать на моросящий дождь и прохладный ветерок, на мокрую траву и камешки, впивающиеся в босые ноги, на имперцев, будущее и все на свете: она чувствует себя моей. И жаждет лишь одного — чтобы это ощущение длилось как можно дольше! Еще через некоторое время я заметил еще одну грань ее нового состояния: в Тени больше не чувствовалось той самой «хрупкости», о которой меня предупреждала Амси — теперь в каждом движении, взгляде или слове этой женщины чувствовалась воистину бесконечная уверенность в себе!

«Прими ее такой, какая она есть, дай ей возможность на себя опереться и береги, как самую хрупкую стеклянную вазу. И тогда она когда-нибудь соберется в цельную Личность…» - вспомнил я, заходя в воду. А уже через несколько минут убедился, что хозяйка пляжного домика была права — когда я смыл пот со спины Тени, она развернулась ко мне и «спряталась» в объятиях:

— Нейл, я чувствую себя… странно!

— В чем странность, объяснишь?

Дарующая кивнула, некоторое время подбирала слова и, наконец, заговорила:

— Помнишь, ты рассказывал, как рождалась Найта ар Эвис и что каждый из вас ей подарил?

— Конечно.

— Так вот, у меня такое ощущение, что все ваши подарки встали на место и проросли друг в друга только сейчас! Да так, что теперь я чувствую себя совсем по-другому: слепо верю, как Майра и Стеша, не боюсь вообще ничего, как Алька, и думаю так же, как Дайна. То есть, не поверхностно, а вникая в суть любых проблем!

— И до чего же ты так додумалась? — мягко улыбнулся я.

Тень приподнялась на цыпочки и заглянула мне в глаза:

— Через год после того, как отец привез меня в родовой замок, я потеряла надежду на спасение, а с нею и Свет. Следующие шестнадцать лет сгорала от ненависти, и за это время сожгла себе сердце дотла. Все, за исключением маленького кусочка, в котором теплилась любовь к Вэйльке. А ты взял его в ладони, целый год день за днем вдыхал в него жизнь, а сегодня вернул на место. И это новое сердце, на девять десятых состоящее из твоей любви, твоего тепла и твоей нежности, бьется и будет биться только рядом с тобой!

Нарисованная ею картинка мало чем отличалась от образа со стержнем, и даже утверждение о потере Света перекликалось со словами Амси «Найта балансирует на грани сумасшествия», поэтому я постарался добавить прочности «новой опоре» — прижал ладонь к ребрам под левой грудью Дарующей, вслушался в гулкие удары и отрицательно помотал головой:

— Ты ошибаешься — оно будет биться всегда и везде, так как неразрывно связано с моим. А я тебя люблю, и буду любить, пока мы живы…

Два этих предложения и правильный эмоциональный посыл сотворили чудо — Найта мне поверила. Слепо, как Майра. Поэтому все время, пока мы мылись, сияла, как Ати, потом потребовала, чтобы я отнес ее к нашему шалашу на руках, а там распотрошила рюкзачки и принялась меня кормить. Я ответил тем же. В смысле, кормил ее с ладони. А когда наши запасы подошли к концу, она опрокинула меня на спину, уселась на живот и смешно наморщила носик:

— Как ты думаешь, девочки сдвинут очередь, чтобы подарить дурочке, целый год шарахавшейся от собственного мужа, хотя бы десятину-полторы непрерывного счастья?

Я обхватил ладонями самую узкую талию в семье, полюбовался на тяжелую грудь, пережившую невесть сколько изменений и превратившуюся в произведение искусства, и отрицательно помотал головой:

— Не думаю. Мало того, я вообще плохо представляю их реакцию на изменение твоего статуса…

— А что ее представлять? — удивилась она. — От души поиздеваются и забудут. А статуса у меня не было, нет и не будет.

У меня оборвалось сердце:

— Как это «нет»⁈

— Отношения между нами изменились куда сильнее, чем ты можешь себе представить! — почувствовав мое состояние, хихикнула Найта и ласково царапнула меня ноготками. — Еще год назад я считала Вэйльку маленькой девочкой. Да, умной. Да, с Даром, в разы более сильным, чем у меня. Но обязанной мне самим фактом своего существования, а поэтому зависимой. С тех пор, как она превратила меня в свою близняшку и запретила употреблять слово «дочка», я стала ощущать ее