Корабль только что вышел из бухты и поднимал паруса. Я присмотрелся. Ну конечно, эту корму ни с чем не спутаешь! Живой корабль Проказница. Она уходит. Без меня.

– Би! – закричал я. – Шут! Не бросайте меня! Подождите!

Глупо. Глупо, глупо! Я глубоко вздохнул, сосредоточился и потянулся Силой.

Би! Би, скажи им, что ты слышишь меня, скажи им, пусть развернут корабль. Я здесь, вернитесь!

Но я не чувствовал ее, не чувствовал даже ревущего потока Силы. Может, от моей магии, как и от меня самого, мало что осталось? Я попробовал снова, напрягаясь как только мог, без слов, просто пытаясь коснуться ее…

Приступ головокружения заставил меня сесть на траву. Услышала она меня или нет? А может, она держит стены поднятыми? Я смотрел на корабль в надежде увидеть, как он убирает паруса и разворачивается. А что, если Би нет на борту?

А что, если ее вообще нет и мой зов канул в пустоту?

Если Би и жива, то она меня не услышала. Медленно и грациозно корабль скользил прочь. Бросив меня. Я стоял, дрожа от голода и мучась от жажды, и смотрел, как он делается все меньше. Что мне теперь делать? Отчаяние чуть не захлестнуло меня с головой. Я хотел знать, что тут произошло, но некому было рассказать мне. Как же быть?

Для начала выжить, глупый. Поешь что-нибудь посущественнее клевера. И попей. Найди воду.

Волк во мне всегда оставался волком.

Я огляделся в надежде увидеть полоску более высокой травы или водяные растения: это означало бы, что в той стороне течет ручей. Ниже по склону трава была вытоптана копытами. Три уцелевшие овцы паслись у родника. Я пошел туда. Земля вокруг источника оказалась голой и покрытой овечьим навозом. Мне было все равно. Шлепая босыми ногами по глине, я забрел в небольшой бочажок и нашел родник там, где вода была холоднее всего. Тогда я зачерпнул воды в серебряные ладони… и замер, гадая, можно ли из них пить. Осторожность боролась с жаждой, но жажда победила. Я стал пить. Если это и посеребрит мои потроха, мне уже все равно. Я все никак не мог напиться, когда услышал в отдалении карканье.

Я поднял глаза. Если видишь стаю воронов – это почти наверняка окажется стая ворон. А ворона-одиночка – почти наверняка на самом деле ворон. Но эту птицу я узнал мгновенно – по серебряному клюву. Она кружила надо мной. Теперь у нее появились еще и алые перья?

– Пеструха! – крикнул я.

Та каркнула в ответ и улетела в сторону города.

– Вот глупая птица! – сказал я вслух.

Она нас видела. Подожди.

Совет был совершенно не в духе Ночного Волка. Я снова стал пить. Почувствовав, что больше воды в меня уже не поместится, выбрался из глинистого углубления и отошел от родника туда, где росла чистая трава.

– Теперь можно поспать?

Если нечего есть, спи. Но только не на открытом месте. Когда ты стал таким глупым?

«Когда мне сделалось все равно», – подумал я, но не позволил услышать эту мысль Ночному Волку. Я был бы даже почти рад, если бы кто-то набросился на меня и можно было бы душить его, рвать зубами и пинать. Моя тревога перевоплотилась в злость на все, чего я не знал и чем не мог управлять.

Я почувствовал ее приближение Даром и успел обернуться, прежде чем она опустилась на ощипанную овцами траву у моих ног. Уронив на траву что-то большое, Пеструха дернула головой, по-птичьи приветствуя меня.

– Ешь, серебряный, – предложила она.

И отвлеклась на то, чтобы пригладить перышки. Ее оперение успело сделаться еще более блестящим, чем прежде. Некоторые маховые перья стали алыми, а черные приобрели синеватый отлив.

– А у тебя клюв серебряный, – поддразнил я ее. – Опять с драконами болталась?

Она в ответ каркнула с довольным видом, будто хихикнула. Я наклонился рассмотреть ее приношение – какой-то коричневый мокрый кубик.

– Что это такое? – спросил я.

– Еда, – сообщила Пеструха и снова взлетела.

– Погоди! Где остальные? Что случилось?

Ворона описала надо мной круг:

– Драконы! Прекрасные, прекрасные драконы. Совершенный превратился в драконов.

– Пеструха, прошу тебя! Где мои друзья?

– Одни умерли, другие отправились, – обронила она. – Один идет.

– Кто умер? Куда отправились? Кто идет? Птичка! Пеструха! Вернись!

Но ворона меня будто и не слышала. Она полетела прямо в город – возможно, туда, где добыла еду. Если это еда. Я подобрал кубик и принюхался. От него исходил густой запах мяса.

Ешь!

Раз Ночной Волк сказал, что это съедобно, я больше не колебался. Откусил большой кусок. Он оказался очень вкусный, похожий на говядину и соленый. Брусок был размером с мой кулак: больше Пеструхе было бы не унести. Я мигом простил ей немногословность. То есть мне по-прежнему хотелось знать, что случилось, но мое тело считало, что поесть сейчас важнее. И еще попить. Я вернулся к роднику.

Напившись, отчистил остатки грязи со штанин. Вымыл и руки, но толку от этого не было никакого: Серебро по-прежнему покрывало их.

Овцы вдруг подняли головы, и я огляделся, ища, что привлекло их внимание. По склону холма поднимался Прилкоп. За ним на почтительном расстоянии шел кто-то из Белых. Прилкоп смотрел на меня с ужасом. Неужели я так страшно выгляжу? Да уж наверное.

Когда он подошел достаточно близко, чтобы не нужно было кричать, я спросил:

– Кто выжил?

Прилкоп остановился и мрачно спросил:

– Из наших или из ваших?

– Из наших! – Я разозлился, услышав в его вопросе укор.

– Би. Любимый. Мальчишка, который был с тобой, и девушка.

Я обрадовался было, но погасил свою радость, задав новый вопрос:

– А Лант?

– Воин, которого ты привел с собой? Когда я в последний раз видел их, его среди них не было. Возможно, не выплыл, когда корабль превратился в драконов.

Еще одно испытание для моего едва не помутившегося рассудка. Я выбрался из родника, где успел сильно взбаламутить воду, и побрел по усыпанной пометом земле к чистой траве. Прилкоп зашагал рядом, но не предложил мне опереться на его руку. Я не винил его.

– Куда отправились мои люди?

– В гавань вошел еще один корабль и забрал их.

Я посмотрел ему в глаза. Его взгляд был полон боли.

– Почему ты пришел ко мне?

– Я увидел ворону с несколькими алыми перьями. Она мне снилась однажды. Когда я окликнул ее, она подлетела, произнесла твое имя и сказала, что ты тут, с овцами. – Он огляделся. – С теми немногими, что уцелели, – добавил Прилкоп, и вновь в его голосе мне послышался упрек. – Я видел эту ворону с твоими друзьями, когда в последний раз говорил с Любимым.