Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вполне возможно.
– Я принес тебе еду. Может, договоримся: еда в обмен на жизни моих Белых?
Я молчал, обдумывая его предложение. Прилкоп принял мое молчание за отказ и резко встал:
– Не думаю, что мы на самом деле когда-либо были друзьями, Фитц Чивэл Видящий.
Я медленно поднялся на ноги:
– К прискорбию своему, вынужден согласиться с тобой, Прилкоп. Однако я выражаю тебе свое глубочайшее почтение.
– И я плачу тебе тем же. – Он отвесил мне причудливый поклон, далеко отставив одну ногу назад.
Я в ответ очень чопорно поклонился ему, как принято в Оленьем замке.
И мы разошлись. Больше мне никогда не приходилось видеть Прилкопа.
* * *
Когда солнце стало греть сильнее, я укрылся в колючих зарослях. Бутылка вина составила мне компанию. Прикончив ее, проспал остаток дня. Проснулся снова оголодавшим, но значительно окрепшим. Даже видеть я стал лучше, и Ночной Волк заметил:
Ты видишь в темноте почти так же хорошо, как я в прежние времена.
И как в прежние времена, мы отправимся на охоту вместе.
Если Прилкоп и предупредил Капру об опасности, она не прислушалась к нему. Возможно, он подумал, что я еще слишком слаб, чтобы отправиться по ее душу так скоро. Я тенью крался по Клерресу, пока не нашел здание, вокруг которого были разобраны завалы и которое начали крыть заново. Несколько человек охраняли Капру, но мне не пришлось их убивать. Они сторожили у окон и дверей, выходивших на улицу, а я зашел с тыла. Моя серебряная рука медленно и бесшумно отодвинула в сторону камень и цемент. Я сделал собственный вход.
Белые где-то отыскали для нее красивую кровать. Высокие резные столбики поддерживали кружевной балдахин. Я разбудил Капру, прежде чем убить. Зажав ей рот, прошептал в ее полные удивления глаза:
– Умри за то, что причинила моему Любимому и моей Би.
Это было единственное снисхождение, которое я проявил к ней. И задушил ее серебряными руками. Своим Даром я чувствовал ее панику, боль и ужас. Но убил ее – как кролика. Я не стал нарочно убивать ее медленнее, однако смотрел ей в глаза до тех пор, пока они не погасли. Сделал все в соответствии с самым первым наставлением Чейда: пришел, убил и исчез. Прихватив с собой недоеденную курицу.
Та была ужасно вкусная.
Когда солнце взошло, я уже шагал, держась на некотором удалении от дороги, прочь из Клерреса.
Мне до слез жаль хорошей бумаги и кожаных переплетов тетрадей, которые дал мне отец. Они лежат теперь на дне вместе со всеми грузами и пожитками матросов Совершенного. Самих записей мне не жаль. Это был дневник маленькой девочки, которую я едва помню. Ее сны не имеют значения, это всего лишь вехи на уже не существующем пути. А те немногие, что еще могут сбыться, сбудутся так или иначе, не важно, сохранятся записи о них или нет.
Мне снятся теперь другие сны, и Любимый уговаривает меня записывать их. Мне не нравится звать его Любимым. А когда я однажды назвала его Шутом, он передернулся, а капитан посмотрел на меня так, будто я нагрубила. В присутствии других людей я зову его Учителем. И я ни за что не стану называть его Янтарь.
У меня не осталось тетрадей, но Любимый дал мне бумагу, простое перо и черные чернила. Думаю, он одолжил все это у капитана Уинтроу.
Вот первый сон, который я запишу. На старом дереве расцветает единственный цветок и превращается в прекрасный плод. Он падает на землю и укатывается. А потом раскрывается, и из него выходит женщина в серебряной короне.
Обидно, что придется рисовать ее только черными чернилами на белой бумаге.
Он сказал, что будет читать все мои записи о снах. Что так надо, чтобы он мог направлять меня. Я записываю сон, который уже рассказала ему, так он сможет потом перечитать этот сон. Не хочу, чтобы кто-то с помощью моих снов менял мир. И что бы он там ни обещал моему отцу, я считаю, что это грубо и неприлично, когда он читает мои записи.
Мы оставили Клеррес позади, и мне было нисколько не жаль покидать его. Грустно только, что отец остался в этом ужасном месте, мертвый и непогребенный.
Корабль – Проказница – заговорил со мной, едва я ступила на палубу:
Кто ты? И почему я так пронзительно чувствую тебя? Ты словно звенишь.
Я укрепила стены своего разума, как могла, но это только подогрело его интерес ко мне. Он навалился на меня. Ощущение было, как будто тычут пальцем в грудь.
Я не знаю, почему ты меня чувствуешь. Я Би Видящая. Слуги из Клерреса похитили меня и держали в плену. Я просто хочу домой.
Тут произошло нечто очень странное: корабль отгородился от меня собственными стенами. Но я не обиделась, а лишь почувствовала облегчение.
Мы поднялись на борт Проказницы группкой оборванцев. Пока я спала, взрослые уже успели все обсудить. Не важно, о чем они там договорились. Я как орех на стремнине. Судьба несет меня куда хочет.
Для нас повесили гамаки, но не выделили своего закутка; мы жили в кубрике, на виду у матросов Проказницы. Мне было все равно. Как только мой гамак был готов, я забралась в него и уснула. Очень скоро меня разбудили громкие крики с палубы. Я заставила себя выкатиться из гамака, упала на пол и бросилась наверх, испугавшись, что на нас опять напали.
Оказалось, часть обломков Совершенного отлив унес из гавани в открытое море. И за них кто-то цеплялся. Спарк обрадовалась было, но ее надежды рухнули, когда матросы подняли на палубу обгоревшую на солнце женщину, едва не терявшую сознание. Это была мать Эйсына и жена Брэшена, которая еще приходилась родственницей капитану Уинтроу. Проказница от радости замурлыкала, так что аж доски загудели. Когда спасенную подняли на палубу и дали ей попить воды, я спустилась обратно в кубрик и забралась в свой гамак. Там расплакалась – не от радости, а от зависти – и снова уснула.
Как только мы очутились на корабле, Любимый стал особой по имени Янтарь. Понятия не имею, почему у него так много имен и почему он вдруг превратился в женщину. Все восприняли это как будто так и надо. С другой стороны, мой отец ведь тоже был Томом Баджерлоком и одновременно Фитцем Чивэлом Видящим. Возможно, и со мной та же история. Би Баджерлок, Би Видящая. Разрушитель.
Сирота Би.
* * *
Мы были в море уже два дня, когда я проснулась и увидела, что надо мной стоит Пер.
– Нам грозит опасность? – спросила я, резко сев, и он успел поймать меня, когда я чуть не упала на палубу.
И дело было не только в том, что я села в гамаке, – корабль качало.
– Нет, просто ты слишком долго спишь. Вставай, поешь, разомнись немного.