Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Ниску всегда поражался этой удивительной способности своего царя будто бы совмещать в себе сразу несколько сутей. Сейчас он хладнокровный политик, через минуту – неистовый воин, равный в битве самому Мардуку, а спустя еще один миг – поэт с чаркой вина в руке и медовыми реками на языке. Этой своей чертой Хаммурапи явно выделялся среди остальных правителей ойкумены. Мудрые уважали его, большинство же – боялось и не доверяло. А Ниску порой ловил себя на мысли, что будь он владыкой Ларсы или иной приграничной к Кадингирре страны, едва ли он смог бы испытывать доверие к такому правителю. И дело не в подковерных интригах, не в предательстве. Просто Хаммурапи был непредсказуем, абсолютно.
Что ж, Ниску тоже решил быть непредсказуемым. Он повел войско на штурм, едва свет солнца коснулся верхушек дюн на востоке. Со стороны Дера в то утро дул сильный ветер, что было на руку воинам Кадингирры – всегда проще пускать стрелы по ветру, чем против него.
Они пошли в атаку без прикрытия луков и камнеметов, как древние варвары. Воины неслись вниз со склонов песчаных холмов, низко опустив щиты и оглашая пустыню воинственными кличами. Хаммурапи с небольшим сутиийским щитом и коротким копьем бежал вместе с Ниску на острие беспорядочного фронта атакующих.
Защитники Малгиума не сразу поняли, в чем дело. А когда поняли – не поверили своим глазам. Отменное войско, возможно – лучшее в ойкумене (почти никто об этом не говорил вслух, но многие нехотя признавали безупречное воинское искусство Кадингирры) неслось в бой безо всякого намека на тактику. А потом со стороны Идигны полетели первые камни и Гунгунум, правитель прославленного города, понял, что все не так просто. Как и всегда, если приходится иметь дело с Хаммурапи.
Оказалось, что загодя ночью воины Кадингирры перенесли камнеметы на небольшие плоты и спустили их вниз по течению. А теперь, прикрытые наспех сколоченными щитами, боевые машины армии Хаммурапи крушили Малгиум со стороны реки – с той стороны, откуда никто не мог ожидать атаки. Более того – камнеметы атаковали не восточную стену, чью кладку так упорно лизали воды Идигны, а южную – ту, которую атаковало войско.
Сначала защитникам Малгиума этот маневр показался, мягко говоря, странный. Но когда первый же залп обрушил внутренние укрепления над главными воротами, Гунгунум понял, что он, вероятно, уже не сможет удержать город. Камнеметы каким-то немыслимым образом были пристреляны. Лучники честно пытались их достать, но редкие стрелы, что долетали до плотов, вонзались в деревянные щиты. И в тоже время он не мог пресечь пешую атаку Хаммурапи, потому что его лучники на южной стене находились в постоянной опасности угодить под снаряды камнеметов.
К тому моменту, как Гунгунум сумел наконец перегруппировать своих воинов в более выгодную формацию, разрозненный строй Кадингирры уже вплотную подошел к южной стене. Теперь стало ясно, как они собирались пробить ворота без тарана. За них это сделали камнеметы, атакующие с другой стороны. Загадкой оставалось лишь одно – как они били столь точно? С такого вектора инженеры попросту не могли пристреляться так быстро!
Но для обреченных защитников это уже не имело значения.
Когда бревенчатые створки треснули, Ниску послал стрелу в образовавшийся проем и та угодила в шею одному из воинов Малгиума. Военачальник достал новую стрелу и полоснул острием наконечника по своему высунутому языку. Старый воинский обычай Кадингирры – первый проливший вражескую кровь в битве, отдавал несколько капель собственной в дар богам, чтобы они и дальше благоволили ему. Да только в то утро боги едва ли выступили на стороне воинов Хаммурапи.
Царская армия вошла в Малгиум и даже сумела захватить превратную площадь, но почти сразу уперлась в череду узких городских улочек, паутиной разбегавшихся во все стороны. Солнце медленно начало свой путь по небосводу, а воины Хаммурапи так и не продвинулись ни на шаг. Они бились славно и выменивали одного своего за двух врагов, но этого было недостаточно. Гунгунум упорно не хотел отдавать и пяди своей земли вероломному правителю Кадингирры.
Ниску сражался двумя клинками, как легендарный северный воин. Хаммурапи сломал уже три копья и теперь достал из-за пояса короткий меч. Царь рычал, словно песчаный демон и его ярость была понятна любому из бившихся рядом воинов. Они все алкали победы. Каждый разил врага с непревзойденным умением и каждый знал, что войско Кадингирры победит.
Но враг не хотел сдаваться. И его тоже можно было понять. Посол, направленный в Малгиум с предложением сдачи, нашел здесь свою смерть. Гунгунум запоздало понял, что это было его самой большой ошибкой. Воины Хаммурапи не просто брали штурмом очередной город. Они мстили за неуважение и предательское убийство неприкосновенного.
Защитники города отлично понимали, что если они дадут слабину и отступят – никому не выжить. Все люди в городе будут убиты. Дети и женщины тоже, потому что каждый в ойкумене знал, что ребенок врага – будущий воин врага. А женщина врага может рожать лишь врагов. Так что малгиумцы бились до последнего, знали – отступать им некуда.
И в этот миг, который должен был стать мигом триумфа Хаммурапи, им овладело безумие. Черный гнев затмил его взор. Он отбросил щит, выхватил второй клинок и бросился на строй защитников. Ниску занял место по правую руку от своего царя, выкрикнув короткую команду Ишуку. Его первый заместитель прикрыл владыку слева, остальные воины сплотились вокруг них и ринулись в бой с утроенной яростью.
Хаммурапи получил несколько легких ранений, Ниску задели дважды – мечом в бок и копьем в плечо. Они ревели в безумии боя, и рев их отражался от щитов и лиц воинов Малгиума, которыми тоже овладело боевое неистовство. И в этот миг апофеоза войны где-то на границе миров что-то треснуло, будто гром, предвещавший бурю, громыхнул вдалеке. Но тот далекий гром был столь оглушительным, что каждый воин, бившийся в стенах древнего города, ощутил его дрожащий отзвук в своей голове.
Никогда раньше Хаммурапи не призывал богов на помощь, но здесь, в проклятом Малгиуме, царь понял, что может проиграть битву, которая должна (обязана!) стать первой ступенью на пути к возвышению Кадингирры. И в боевом остервенении он исступленным воплем обратился к неодолимой мощи вселенского гнева, к самой стихии разрушения, к имени войны, что ведомо каждому смертному. Ниску, Ишук и остальные воины присоединились к