Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Предложение лагерной проститутки с исплаканными глазами и тихим голосом было принято многими женщинами с большим одобрением, но тут горячо запротестовали пацифисты, которые всегда против повторных наказаний смертью. В этот момент в амфитеатре вновь поднялся большой шум и гам.
Дабы замять этот инцидент, какой-то недоразвитый бычок пустил на плазменных экранах клип с ютьюба с фрагментом оперы Вагнера «Кольцо Нибелунгов»,[28]что, разумеется, лишь подлило масла в огонь, потому что всем, кроме разве что этого безмозглого придурка, известно, каким воинствующим антисемитом был Вагнер. И атмосфера в амфитеатре стала накаляться.
И тут, посреди этого замешательства, на сцене появился Ницше.[29]
Да, Фридрих Вильгельм собственной персоной.
С одной стороны, это было правильно и логично — потому что своей философией Ницше пытался убить Бога. А с другой — крайне неудачно, потому что из философии Ницше выросли как нацисты, так и сионисты: Гитлер его цитировал в «Майн кампф» — но и Эльдад Исраэль, идеологический лидер сионистов в Палестине, в своих подпольных записках и газетах к нему обращался. Ницше сформулировал теорию сверхчеловека, которую Адольф Гитлер хотел воплотить сначала в себе самом, а потом — в немецком народе. А еще многие знали о его произведении «Ницше против Вагнера», в котором он высказал все, что думает, об уже упоминавшемся здесь Вагнере. Но и это еще не все.
Выход Ницше на сцену в день рождения Гитлера разбудил нехорошие чувства у полякофобов. Потому что Ницше, сыночек, по собственному признанию, был очень польским, о чем в нашей Польше никто не говорит, да и нигде никто не говорит. Сам Ницше когда-то писал: «Я — чистокровный польский шляхтич, без малейшей примеси дурной крови, тем более немецкой; Германия является великой страной, поскольку ее народ имеет столько польской крови в своих венах… я горд своим польским происхождением».
И когда Ницше тоже начали освистывать, выкрикивать враждебные лозунги против Польши, атмосфера совсем уж сгустилась. «Боевики» Вагнера уже вставали против «боевиков» Ницше, а главное, все под почти одинаковыми флагами и с одними лозунгами — на защиту чистоты ада как будто бы.
Ну, в этот момент кто-то наконец опомнился, свет погас и под звуки скрипичной музыки на сцену торжественно выехал огромный торт, на нем горело 56 свечек, маленькие флаги со свастиками торчали из кремовых кучек пуль, а на шоколадной глазури горели образованные из свечек цифры 2011. Зрительный зал мгновенно успокоился и стал ждать кульминации. И вот запылали софиты, начали бить колокола, вверх повалил дым, послышался вой подлетающих самолетов, грохот шагов марширующих солдат, стон плачущих женщин — и все это на фоне голоса вождя.
Это, скажу Тебе сыночек, была абсолютная пошлятина. Ну просто мега-безвкусица. Такой попсовый, ярмарочный пафос, от какого хочется блевать желчью, даже не попробовав еще торта. Но и это еще не все. Через минуту наступила тишина, затем раздался барабанный бой, зазвонили колокола, и из этого торта выскочила почти голая танцовщица и стала на баварский манер голосить «Happy birthday, мистер фюрер!». Она была одета в короткие кожаные шортики с помочами, а в длинные белокурые волосы были вплетены алые ленты. Выглядела она истинной арийкой: белая кожа, широкие бедра, узкая талия и огромные, тяжелые, полные груди. Как ожившая скульптура любимого Гитлером Арно Брекера[30]— породистая, плодовитая самка. Представляешь, сыночек, как у нас, в аду, расширены границы допустимого? И все равно ведь удается даже их переступить…
Но к счастью после ее выступления в амфитеатре наступило спокойствие. Люди начали аплодировать, Иди Амин проснулся, а Гитлер был очарован. Когда эта грудастая мадмуазель кокетничала с Гитлером, камеры крупным планом показывали Еву Браун. Она была в чудесном платье, белом, шифоновом, с большим декольте. И ничего она не постарела, а на экране выглядит лучше, чем на фотографиях: конечно, деликатно ботоксом подкололась, грудь слегка увеличила, жир с боков отсосала, губы поднакачала — но это ж понятно, заботится о себе, ухаживает. А возле госпожи Гитлер, урожденной Браун, одинокой, неупотребляемой жены, которая даже в свидетельстве о браке правильно подписаться была не в состоянии, сидел Курт Кобейн и, как мне показалось, держал ее за руку. Но, может, мне это просто привиделось.
В ночь с 29 на 30 апреля 1945 года, в присутствии свидетелей в лице Геббельса и этого бугая Бормана, Гитлер женился на Еве Браун. Невеста была в шелковом черном платье, а молодой жених (не такой уж молодой, на самом-то деле 56 годочков стукнуло!) в генеральском мундире. Расписываясь в свидетельстве, Ева сначала написала по привычке первую букву «Б», а уж потом исправилась, зачеркнула это «Б» и написала «Гитлер». Персонал бункера был проинструктирован с этого момента обращаться к Еве исключительно как к «фрау Гитлер», и дисциплинированный, вышколенный персонал так к ней и обращался — но только персонал, ибо сам Гитлер, ее муж, поминутно забывался и привычно называл ее «фройляйн Браун». Трудно сказать, что происходило в жизни новобрачных Евы и Адольфа с шести утра и до тринадцати пополудни 30 апреля 1945 года. Люди из ближайшего окружения Гитлера утверждали, что тот считал женщин с ежемесячным недомоганием «грязными и больными», а люди из близкого окружения Евы как раз говорили, что у нее в это время были месячные. Так что вероятно, это супружество так и не обрело законной силы, по крайней мере в биологическом понимании. После 13 часов 30 апреля они попрощались с персоналом бункера и «самыми близкими», а около 15.30 некто Хайнц Линге и адъютант Гитлера Отто Гюнше услышали звук выстрела. Когда вошли в кабинет, на небольшом диване они увидели два трупа: Гитлер застрелился, а Ева Браун-Гитлер раскусила капсулу с цианистым калием. Вот как оно было-то, сыночек.