Правда, император не раз и не два ставил в тупик архитекторов, подсказывая те или иные решения и методы. Казалось бы, все на поверхности, но вот рассмотреть не получалось. Оказывается, Буров хорошо разбирается в строительстве и, хотя не имеет соответствующего образования, зато является практиком. Именно благодаря ему Аничков и Петергофский дворцы имели самые настоящие водопровод (причем с горячей водой) и канализацию.

Н-да. Кстати, это была еще одна причина совместного проживания двух семейств. Поди отдери теперь Анну и Лизавету от подобных удобств. Разве только предоставишь равнозначную замену. А уж на фоне того, что эта новинка стала повально появляться в любом уважающем себя состоятельном доме, и подавно. Не только в Петербурге, но и в Москве, и в иных губерниях все чаще звучали язвительные шуточки относительно ночных ваз.

Кстати, дворянство, и уж тем паче родовое, буквально на дыбы встало, требуя ограничить эти новинки только лишь дворянским сословием. Нормальная практика, имевшая место во всех странах. То, что можно дворянскому сословию, нельзя купеческому, а что позволено им – невозможно для черни. Но Петр только отмахнулся от подобных притязаний. Дворянские роды чуть ли не в большинстве своем едва сводили концы с концами, а уж служилые и подавно. А потому подобные ограничения ударили бы по едва зарождающемуся производству.

Так что удобства в доме мог себе позволить любой, у кого для этого доставало средств. Оно и лишний стимул для дворян, приверженцев старины. Неприятно, когда тебя обходит какой-то безродный купчишка, позволяющий себе удобства, коих ты лишен. И наоборот, купцы стремились обеспечить свои дома комфортом, чтобы утереть нос благородным…

Вот так и жили. В зимнюю пору обитали в гостях у тетки. Летом оба семейства выбирались в Петергоф. Петр хотел было в качестве летней резиденции подарить великокняжеской чете дворец в Стрельне, благо его строительство уже завершилось, но Лизавета отказалась. Нет, скромность тут ни при чем. И дело даже не в удобствах, их и устроить можно. Просто дочери Петра Великого куда больше было по вкусу творение ее батюшки, роскошь убранства и явное превосходство Петергофа над французским Версалем. У нее насчет Франции вообще был эдакий пунктик…

– Ладно. Поглазели, пора и честь знать.

Произнеся это, Петр отвернулся от гудящей стройки, походившей на муравейник, и направился к карете. Та вместе с небольшим эскортом стояла чуть в стороне, здесь же, на набережной Невы. Впрочем, несмотря на показную скромность выезда и самый обычный капитанский мундир Преображенского полка, уехать незамеченным у него не получилось.

Верноподданные заметили императора, опознали и сдали с потрохами. Когда он был уже готов скрыться в своей карете, его нагнал архитектор Растрелли. Пришлось заверять, что оказался здесь просто проездом и решил взглянуть на стройку поближе.

Все понравилось, нареканий не имеется. Если только насчет удорожания проекта. У-у-у, а вот этого не надо. Да верит его императорское величество, что ты ни за что и ни в жизнь. А вот про дворец в Стрельне ты зря помянул. В императорской голове тут же оформилась сумма, затраченная на доведение строительства до логического завершения.

И про Смольный институт не стоило упоминать. Потому как это не просто затраченные средства, а символ его капитуляции перед супругой, настоявшей-таки на строительстве женского учебного заведения. Хорошо хоть его содержание взвалил на себя попечительский совет, который трясет великосветское общество с завидной регулярностью.

Ага. А как же без этого. Елизавете явно хочется иметь свой собственный уголок, чтобы маркиза де Помпадур сдохла от зависти. Вот она и задумала перестроить дворец своей матушки. Когда Петр увидел смету на реконструкцию Екатерининского дворца, у него глаза на лоб полезли. А главное, зачем? Ну стоит же двухэтажный дворец, вполне себе каменный и приличный. Нет, нужно измыслить что-то эдакое.

Анна, супруга верная и надежная сподвижница, когда увидела смету, даже бровь вздернула, то ли от удивления, то ли от возмущения. Но, как ни странно, поддержала Елизавету, и Петру в который раз пришлось капитулировать. Правда, он высказал свое недовольство подобным подходом, но императрица только потрепала его по волосам и напомнила об отцовском долге перед детьми. Ну не в обычных же усадьбах их расселять. Ну и Буров туда же, запел про культурное наследие и тому подобное.

Все, пора убегать. Потому как, видя благожелательное настроение императора, верный слуга его начал забрасывать удочки насчет других прожектов. Побойся бога, сволочь, в казне денег нет, а тебе все мало! А теперь точно пора, пока по горячему не прихватили.

На набережную как раз поворачивал экипаж великой княжны Лизаветы Петровны. Не иначе как из своего Аничкова дворца путь держит. А ведь она должна быть в Петергофе. Ага. Вот так все бросит и станет сидеть взаперти. Анна с инспекцией по фабрикам, он в Сенат, делами государственными заниматься. Разумовский в Малороссию уже месяц как укатил. Вот и Елизавета Петровна не выдержала, сбежала из золотой клетки. Ну а ему пора убегать от нее, не то, если они вдвоем с архитектором навалятся, настроение точно испортится. Тут такое дело, что все к войне идет, а их только амбициозные проекты волнуют, и чтобы обязательно на века.

Не успел. Растрелли, заприметив кавалерию, спешащую ему на помощь, был готов костьми лечь, отрезая императору пути отступления. Оно конечно, преграда так себе, хлипенькая, но, с другой стороны, к чему обижать человека, вина которого только в беззаветной преданности своему делу.

– Здравствуйте, ваше императорское величество, – с любезной улыбкой, словно кошка, поймавшая мышку, промурлыкала Елизавета, ступая на мостовую набережной.

– Здравствуй, Елизавета Петровна. Ты, верно, с инспекцией. Не буду мешать, тем более у меня дел невпроворот.

– Неужели так спешишь, государь?

– Вот истина твоя, Лизавета, спешу, прямо спасу нет.

– Но минутка-то найдется.

– Прошу прощения, если позволите, ваше императорское величество, я откланяюсь, – с самым почтенным видом попросил разрешения Растрелли.

Угу. Мавр сделал свое дело, мавр может уходить. Буров понятия не имел, кому принадлежат эти слова. Но не раз упоминал это выражение, которое как нельзя лучше подходит к сложившейся ситуации. Ну да, чего теперь-то. Разумеется, Петр разрешил ему уйти. А также предпочел, взяв тетку под руку, отвести ее в сторонку, чтобы поговорить без лишних ушей. Хватит, и без того его уже давно Калитой кличут.

– Лиза, ну к чему затевать разговор здесь, на улице? Вон, гвардейцы и без того в напряжении, как струна. А у тумановских филеров, наверное, вот-вот сердечный приступ случится. Все же больше дюжины покушений.

– Ничего, потерпят. Потому как с тобой иначе и нельзя. Казалось бы, живем под одной крышей, но дома ты тут же прячешься за детьми и все переводишь в шутку. И это при том, что прожектеров разных на прогулке в парке выслушиваешь. Так что будем говорить здесь и сейчас.

– А поехали в Летний дворец? Сядем в кабинете и поговорим без спешки. И твоего Растрелли вместе с бумагами возьмем с собой, чтобы, так сказать, говорить более предметно, с цифрами и выкладками.