В тяжелом, напряженном ожидании прошел март. А в начале апреля стало ясно, что дальше тянуть нельзя. Ольгу забрали в больницу и стали готовить к операции. Лео не находил себе места. В решающий день, когда Ольгу увезли на коляске и массивные белые двери операционной плотно закрылись за ней, он принялся мерить шагами коридор возле палаты, вход в которую был ему заказан. Лео думал, что, будь он там, рядом с женой, ему было бы легче. Но потом понял, что просто не перенес бы вида крови. Ведь это ее кровь. Кровь женщины, дороже которой у него нет никого на свете. Женщины, без которой его жизнь потеряла бы смысл и стала ненужной.

Пришла пожилая уборщица с ведром и принялась наводить чистоту. Она с сочувствием поглядывала на мужчину, позеленевшего от волнения и не способного ни минуты постоять на месте. Не выдержав, спросила:

– Что, жену вашу там оперируют?

– Да, – отозвался Лео, обрадованный тем, что может хоть с кем-то обсудить наболевшую тему, – кесарево сечение делают. Многоводие у нее. По-моему, это длится уже целую вечность.

– Ну, это всегда так кажется, – утешила его пожилая женщина. – А на самом деле не так уж и долго. Думаю, с минуты на минуту все закончится.

Лео взглянул на нее с благодарностью. Сейчас он был рад любому утешению. И тут из-за двери раздался громкий, требовательный крик. Ребенок заявил о своем приходе в этот мир. Его дочурка!

– Вот видите, а вы говорили «вечность», – улыбнулась уборщица. – Вон как кричит. Мальчик?

– УЗИ показало девочку, – расплылся в улыбке Лео и вдруг снова напрягся. – А жена? Почему ее не слышно?

– Ну вы даете, папаша, – усмехнулась всезнающая уборщица, – она же под наркозом еще.

И тут распахнулась недоступная для Лео дверь и на пороге возник врач, стягивающий на ходу резиновые перчатки. Его зеленый хирургический костюм был кое-где испачкан кровью, и Лео стало плохо при мысли о том, что это кровь Ольги. Но он удержался на ногах и шагнул к врачу, тревожно вглядываясь ему в лицо.

– Все в порядке, Леопольд Валерьянович, не волнуйтесь, – сказал тот с довольным видом. – Девчушка у вас родилась чудесная. Никаких изъянов, просто прелесть, а не ребенок. А к жене можете пойти сразу же, как только ее отвезут в палату. Ее все время надо понемножку поить. Сможете?

– Ну конечно, доктор, какой разговор! – У Лео отлегло от сердца. – Значит, все прошло нормально?

– Совершенно нормально, дорогой вы мой, – отозвался врач, уловив тревогу в его голосе, – как в учебнике по акушерству.

Последующие дни Лео помнил не слишком отчетливо. Ольга тяжело выходила из наркоза, и он очень волновался за нее. Однако малышка чувствовала себя хорошо, и это безмерно радовало.

Когда Ольга пришла в себя настолько, что могла разговаривать, перед супругами встала проблема, которую они не успели обсудить, – как назвать ребенка?

– Только никаких Евпраксий, Лео, – заявила Ольга. – Я очень хорошо относилась к твоей тетушке, ты это знаешь, но дочку хочу назвать нормальным, современным именем.

– Да разве я возражаю, любовь моя? – удивился Лео. – Какое имя тебе нравится?

Ольга, уже приготовившаяся к небольшому сражению, сразу смягчилась и улыбнулась.

– Я так люблю тебя, Лео, – совершенно непоследовательно произнесла она. – А дочку хочу назвать Светланой, Светочкой. Она ведь у нас действительно как волшебный цветик-семицветик.

– Замечательно, – охотно согласился любящий муж, – голосую за твое предложение двумя руками.

А следом возникла проблема куда более серьезная – молока у Ольги на этот раз не было совершенно. Она загрустила, а Лео пошел советоваться с врачами. Совещались всем коллективом. Наконец молоденькая аспирантка подсказала, что на втором этаже совсем юная девушка родила отличного пацаненка, но сразу же от него отказалась. А молока у нее много.

– Грудастая такая девчонка, крепкая, здоровая, судя по анализам, – добавила аспирантка. – Если уговорите, из нее получится хорошая кормилица. Только девчонка эта не прочь погулять и выпить; мне кажется, ее нужно будет держать в ежовых рукавицах.

Идея была одобрена, и Лео отправился на переговоры. Увидев интересного, прекрасно одетого джентльмена, Елка (так ему представилась девушка) приосанилась. Она считала себя очень привлекательной особой, способной вскружить голову любому мужчине. А с пацанами она больше связываться не собиралась – вон чем это заканчивается: она оказалась в роддоме, а Витька вильнул хвостом, только его и видели. Не зря девчонки в училище говорили, что для красивых девушек «папики» – самое то. Этот мужчина вполне тянул на «папика».

Но когда Лео изложил свою просьбу, Елка замахала руками.

– Вы что, дядя, сбрендили? – возмутилась она. – Решили из меня корову дойную сделать? Не выйдет. Я и так еле дождалась, когда рожу и избавлюсь от этого ублюдка. Витька-то меня и знать не захотел, когда выяснилось, что я беременна, а делать аборт было уже поздно.

И она горько расплакалась, размазывая слезы по свеженькому, но утомленному личику.

– Высморкайся, – сочувственно сказал Елке Лео, протягивая ей белоснежный носовой платок. – Такое случается на каждом шагу. Нам, мужикам, верить нельзя. Ты что, не знала?

Елка вытаращила на него глаза.

– Но вы-то на своей безмолочной телке женились, – жалобно проговорила она, – а Витька… Сама, сказал, в это влезла, сама и выбирайся, а меня не впутывай. Раньше, сказал, думать надо было. А мне камень на шее ни к чему.

И Елка опять разрыдалась, горше прежнего.

– Ну-ну, – успокаивал ее Лео, – не реви. Жизнь ведь на этом не заканчивается. Будет и у тебя семья когда-нибудь. И муж будет, и дети. Это если поумнеешь, конечно, и глупости делать перестанешь.

– Так я думала, он меня любит. – Елка снова приготовилась зарыдать. – А он…

Но Лео остановил готовый обрушиться водопад девичьих слез, взяв молодую маму за плечи и повернув лицом к окну холла, в котором они вели эти нелегкие переговоры.

– Все. Забудь о нем, девочка. И не смей больше унижаться и просить. Он просто мерзавец, этот твой Витька. А ты должна думать о том, как жить дальше. От ребенка что, насовсем отказалась?

Она удивленно посмотрела на него заплаканными глазами и кивнула головой.

– А что я с ним буду делать? – озвучила Елка свое решение. – У меня только батя, он меня из дому выгонит, если узнает, как дело обернулось. Он думает, что я на практику поехала, я ведь в кулинарном училище учусь. Училась, вернее. Теперь уж и с училищем попрощалась. Кто же меня обратно-то возьмет?

И она снова приготовилась разрыдаться.

– Ну, с этой бедой я тебе помогу, не волнуйся. А об остальном сама должна думать. А сейчас, мне кажется, мое предложение для тебя как раз то, что нужно. Поживешь у нас, придешь в себя, подумаешь, как жить дальше станешь. С батей твоим я тоже поговорю, а как же. От него ничего скрывать не стоит. Нельзя свою жизнь на лжи строить, девочка. Ты запомни это и думай, хорошо думай, прежде чем поступки совершать. Так тебе гораздо легче будет, поверь.