Их Ира из Германии привезла. Мама сказала тогда: «Отложим в школу ходить». Ну вот и пошла бы она с пакетом. Зато мама была бы сейчас дома.

Саша повернулась на левый бок и стала рассматривать стенку, на которой в темноте ничего не было видно, кроме кусочка оторвавшихся обоев. Люся залезла к Саше под одеяло и тут же замурчала. Саша успокоилась и только стала засыпать, как услышала, что бабушка вышла на балкон, потопталась там и вернулась в комнату. Потом еще раз. И еще. В третий раз она стукнула тихонько в стену, где жили Танька Каромина, тетя Оля и ее муж. У Таньки на балконе тут же открыли окно.

– Толя, это ты? – спросила едва слышно бабушка.

Голос у нее был очень встревоженный. Саша хотела повернуться к окну, чтобы лучше расслышать, но так боялась узнать плохое, что даже не пошевелилась.

– Толя, Ольга вернулась?

Дядя Толя что-то ответил, но слов было не разобрать. Бабушка долго молчала и потом сказала:

– А нашей нет, – и слышно стала, как бабушка заплакала.

Значит, мама пропала. Сашу обманули. Она бросилась в туалет: там у трубы унитаза есть небольшая дырка, куда можно просунуть тонкую палочку. Они с Танькой часто перестукивались через эту стенку. Саша заперла изнутри дверь, долго собиралась, наконец постучала. Никто не ответил. Она постучала сильней. Вскоре Саша услышала испуганный голос тети Оли:

– Кто стучит? – как будто не знала, что стучать может только Саша.

– Тетя Оля, это я.

– Ты? А ну бегом спать! – прошипела она.

– Тетя Оля, а где мама?

– Что?

– Мама где?

Она переспросила еще раз:

– Что?

– Почему мама не пришла?

По ту сторону стены зашаркали тапки:

– Ложись давай.

Саша села на холодный пол и еще сильнее заплакала. Спину ей царапала цементная заплатка – это мама недавно замазала места, где откололась плитка. Всё ясно – мама больше не придет. Никогда. Что-то случилось с ней, она пропала. И как-то надо жить дальше. Хотя Саша и знала, что некоторые дети в их дворе живут почти без мам, потому что пьющие мамы не считаются, она всё равно была уверена, что без матери жизни нет. И лучше долго-долго плакать, сидя на холодном полу, чтобы забыться и умереть. От горя и слез. Саша приготовилась умирать и обхватила ноги руками, чтобы согреться.

Сначала она тяжело и горько плакала, стараясь проглатывать и рев, и слезы, чтобы бабушка не услышала ее с балкона. Потом слезы почти кончились. Глаза привыкли к темноте и хорошо различали даже сколы зеленой краски на стене. Что-то бабушка слишком долго не идет. Нет, с ней Саша жить не хочет. А с кем тогда? Хорошо бы с Анькой, но они ее к себе не возьмут – у них у самих места нет. Конечно, лучше умереть прямо сейчас и именно от слез. Но слез не было. Саша напрягла глаза – ни капли. Вспомнила маму. Выдавила из себя рев – нет, слез нет. Она сидела, уставившись в стенку. Вдруг в общем коридоре за дверью послышались шаги. Наверное, пьяный электрик. Или татарин, который уже ломился к ним один раз по ошибке. Узнали, что мамы нет, и пришли их грабить. Бабушка старенькая – ее не боятся. Саша проверила, крепко ли закрыт шпингалет – она будет сидеть на полу и не выйдет. Шаги приближались к их комнате. С балкона вернулась бабушка и стала дергать дверь туалета.

– Открывай! Выходи! Мать пришла. Слышишь? Мать пришла.

Саша не поверила.

– Никто не пришел, ты меня специально обманываешь, – она схватилась за ручку двери изнутри и тянула ее на себя.

– Подь ты к шуту! – выругалась бабушка и засуетилась в прихожей.

Она зажгла свет и стала открывать замок. Правда, в последний момент всё же спросила:

– Лариска, ты?

Саша, услышав мамин голос, выскочила из туалета и ударилась лбом о входную дверь:

– Мама, мама! – С двери повалились куртки, пальто, мамины плащи. Саша пробиралась через них обнять маму.

– Мама! Мамочка!

Мама подхватила ее одной рукой, поцеловала и поставила на пол:

– Господи ты боже мой! Дай хоть я разденусь. Устала как собака.

Саша прыгала вокруг мамы, которая никак не могла снять босоножки. Когда она наконец выпрямилась, бабушка схватила ее за тонкую белую блузку, притянула к себе и зло спросила:

– Ты где была, сука?

Мама отцепила от себя бабушкину руку и пренебрежительно отбросила:

– Думай, что при ребенке говоришь. На автобус опоздала. Ольга добежала, а я нет. Она не сказала, что ли? Пешком шла через Харьковскую и Элеватор.

Она подняла с пола сумку и огромную, перевязанную бечевкой, коробку. Из сумки вытряхнула красивый голубой ранец с серебристой пряжкой.

– Смотри, – показала она Саше. – Вечером завезли.

Саша гладила ранец. Какой красивый! Крокодиловая кожа!

– А это тебе, когда читать быстро научишься. – Она развязала коробку и стала по одной доставать оттуда книжки в белом мягком переплете и с цветными картинками. Мама складывала их в стопку на кресле, а Саша стояла рядом и медленно водила пальцем по большим буквам: «Дочь Монтесумы», «Пятнадцатилетний капитан», «Капитан Фракасс». Вот за чем мама стояла! Она взяла первую же книжку, прижала к себе, прислонилась к маме и, теперь уже от счастья, заплакала.

– Ну всё, всё! Хватит! – ласково сказала мама и погладила Сашу по голове. – Ложись. Я сейчас умоюсь и тоже лягу. Мне скоро вставать.

Саша удивилась:

– А я с кем останусь?

– С бабушкой.

– Я не хочу с бабушкой.

– Ты что? В школу завтра. В первый раз в первый класс. А у меня линейка.

Саша вспомнила, что мама тоже почти учительница:

– А где эта школа? Далеко?

– Да в садике же! И воспитательница ваша. Теперь она для вас учительница.

Саша расстроилась, поняв, что ее обманули. Мало того что в школе с ней будут учиться те же дети, так еще и в самом садике! И с той же воспитательницей. И без формы!

– Мама, я лучше с тобой поеду! С тобой! – Саша поцеловала маму, легла в слезах на кровать, отвернулась к стенке зареветь, но тут же уснула.

Утром ее разбудил нервный голос бабушки.

– Вставай! Вставай, говорю! Дверь закрой, я ухожу.

Саша ничего не могла понять:

– Куда уходишь? А мама?

– Мать на работе давно.

Саша вылезла из-под одеяла и пошла закрывать за бабушкой дверь. И тут вспомнила, что хотела сегодня ехать с мамой:

– Но ведь она обещала взять меня с собой. Я не хочу в садик, – она прислонилась спиной к дверце, за которой у них стояла плита.