Вновь прибывшего, уже побывавшего в других камерах, всегда спрашивают (т. е. интересуются), чем он конкретно занимался в других «хатах», или же, если видят в нем «мужика» без средств, чем намерен заниматься в камере, т. е. какую помощь может оказать «хате». Это означает, готов ли новичок выполнять какую-либо работу по камере или же желает «помогать общему» (делать ларьки, передачи и т. д.). Это важный момент, т. к. такие разговоры не заканчиваются просто так. Сделавший один ларек (т. е. потративший некоторую сумму денег) не сможет претендовать на ничегонеделание в камере все остальное время. На него обязательно окажут давление, в том смысле, что попытаются привлечь к какому то бы ни было роду общих занятий. Это не касается части обитателей камеры, примкнувшей к братве или находящейся на их положении (совершенно не значит, что часть сидельцев из т. н. «братвы» действительно реально по всем канонам относится к «братве»). Сразу поставивших себя определенным образом не трогают вообще. Так как речь идет о российской «системе», то все перечисленное касается только тюрем, расположенных на российском и частично постсоветском пространстве. Конечно, в каждом государстве, входящем в советское пространство, присутствуют общие черты «системы», но имеется и свой национальный колорит. Его мы не разбираем, т. к. в достаточной степени не владеем полной информацией.

Несмотря на то, что тюрьма находится на территории России, в отдельных ситуациях в отдельных камерах может, так или иначе, возникать национальный вопрос. Это касается тех помещений, где большинство обитателей оказалось из числа граждан не русской национальности. «По понятиям» в тюрьме нет национальностей. Все зэки одинаково равноправны (речь идет только о т. н. «порядочных арестантах»), но на практике это не совсем так. Каждая национальность, как и каждый отдельный человек, обладает своими, чисто национальными достоинствами, недостатками и манерой поведения:

молдаване — заторможены и туповаты, несколько простодушны и простоваты;

украинцы — хитры и прижимисты, быковаты и пронырливы, всегда себе на уме;

белорусы — простоваты, спокойны;

узбеки, киргизы, казахи — заметно медленно соображают и глуповаты, неразвиты, менее чистоплотны;

таджики — диковаты, неразвиты, тоже чистоплотностью не отличаются;

евреи, как и туркмены, — редкие гости в русских тюрьмах, хотя иной раз и встречаются;

азербайджанцы — шумны, амбициозны, трусоваты, активно обсуждают темы «воровского» и «общего» и так же активно внедряются в среду «братвы», хвастливы и лживы, постоянно клянутся мамой, землей, хлебом и т. д., клятвы не держат.

армяне — импульсивны, хитры, грубоваты, шумны и не чуждаются работы;

грузины — шумны, активны, практически всегда и почти каждый обитатель находится в братве, агрессивны. При всей активности на действия в соображениях заторможены, часто пускают в дело кулаки и 95 % из них — наркоманы;

дагестанцы — очень разнообразны, хотя, как и все кавказцы, импульсивны;

чеченцы — проповедуют активную привязанность к мусульманству, резки, агрессивны, храбры, крайне неграмотны (все, что касается точных наук);

ингуши — похожи на чеченцев (чехов), примерно все то же самое, только в несколько смягченной форме;

цыгане — туповаты, как правило, неграмотны вообще (не умеют даже читать и писать), нечистоплотны, в прошлом, как правило, связаны с торговлей наркотиками;

русские — в большинстве своем не активны, трусоваты, склонны к алкоголизму, необязательны;

мордвины — отличаются редким тупоумием и заторможенностью.

Но это, конечно, очень общая и весьма поверхностная характеристика и, безусловно, всегда могут быть исключения.

Грузины, чеченцы, ингуши получают активную помощь от родных и близких. К постоянно получающим помощь, помимо состоятельных людей, еще можно отнести русских из числа жителей тех регионов, где непосредственно находится тюрьма. Представители других национальностей, как правило, буквально во всем постоянно нуждаются. Вообще нищета свойственна российским тюрьмам.

Чем промышлял этот молодой, высокий парень до приезда в Москву, неизвестно, но, оказавшись в столице нашей родины, он решил, что лучший заработок для него — это уличный грабеж. Город большой, богатых людей много, его никто не знает, а значит, и найти не смогут. Наивный гагаузский юноша. В общем, поймали, арестовали и препроводили в Матросскую Тишину. В камере он был тих и незаметен. Через неделю пребывания в тюрьме гагауз решил ознакомиться с Уголовным кодексом РФ, с той частью его, где говорилось о статье, ему инкриминируемой, и здесь парня прошиб холодный пот. — Это что же, я могу получить от восьми лет? — вскричал он. — Можешь, — убежденно отвечали соседи. — Это я, значит, и на восемь лет?! — До гагауза постепенно стало доходить, где он оказался и какая перспектива его ждет.

— Восемь — это что, с твоей статьей можно и на двенадцать угреться, — сообщил «бывалый» сиделец.

На неделю пропал в камере гагауз, то есть он вроде бы и был в наличии, но его среди арестантов вроде как бы и не было. По истечении этого срока он проявил активность, выбрав в советчики «бывалого», ну а кого еще выбирать?! Парень решил разобраться со своей судьбой:

— А можно, как-нибудь того… Ну, чтоб поменьше дали?

— Можно, — сказал «бывалый». Он всяких повидал на своем веку, оттого и слыл бывалым. — Рассказывай, че и как.

Гагауз кивнул и с охотой рассказал, как было дело. Их было трое, все приезжие. Каким-то образом один из них получал информацию о наличии у «клиента» большой суммы при себе, затем клиента выслеживали и грабили, обычно на улице. В тот раз сначала все шло хорошо, а затем, как часто бывает, их технология дала сбой. В общем, деньги и сумку они отобрали, но тут откуда-то появились мусора. Как водится — все в разные стороны, гагауз с сумкой в одну, те двое с деньгами в другую. Бежит он по городу, пыхтит, надеется скрыться, а все кругом напоминает слова известной песни: «Небоскребы, небоскребы, а я маленький такой…» Дальнейшее выглядело, как в плохой комедии: беглец принимает решение скрыться в доме, сумку, заметим себе, не выпускает из рук, нож, при помощи которого совершили ограбление, не выбрасывает, из всех домов выбирает многоэтажный, одноподъездный. Он ныряет в него, вызывает лифт, садится, жмет кнопку, едет и… застревает.

— А с ножом что? — спросил «бывалый». — Выкинуть догадался?

— Да. — с готовностью ответил малый.

— Куда?

— Так я его в сумку «терпилы» на самое дно положил.

— А с сумкой что?

— Так меня с нею и взяли.