— Вот и прекрасно! Присаживайтесь, Александр Михайлович! Если больше нет вопросов, — он обвел взглядом присутствующих, — то все могут быть свободными. Прошу остаться только вас, Михаил Андреевич, — посмотрел он на контр-адмирала Беренса.

* * *

Праздником показался Степану Петровичу, Ольге Павловне и, конечно же, Ксюше день 27 декабря, когда за волнорезом стали видны огромные башни линейного корабля «Генерал Алексеев», ведомого двумя большими французскими буксирами, спереди и сзади, как и положено при сложных маневрах крупных судов в ограниченном пространстве. Теперь, наконец-то, и Павлик был в Бизерте.

Через несколько суток после православного Рождества Христова Степан Петрович после нескольких настоятельных просьб Ольги Павловны приказал, наконец, сигнальщику передать на линкор «Генерал Алексеев» семафор для его командира с просьбой отпустить кадета Чуркина «в увольнение» на миноносец «Гневный».

После томительных минут ожидания, так как он прекрасно понимал, что его просьба носила не уставной, а исключительно личный характер, с линкора было передано «добро» его командира. Вздохнув с явным облегчением, он приказал спустить ялик на воду.

— Торопитесь на свидание с сыном, Степан Петрович? — понимающе улыбнулся старший офицер.

— Вы прямо-таки провидец, Владимир Аркадьевич! — усмехнулся тот, сбегая с мостика.

— Павлик! — восторженно воскликнула Ксения, кинувшись к брату, когда тот с отцом поднялись по трапу на палубу «Константина».

— Ну, ты, сестренка, стала прямо-таки как невеста! — рассмеялся Павел, отстранив ее и оглядев с ног до головы.

— Скажешь тоже! — смущенно засветилась та радостью.

Ольга Павловна порывисто обняла сына.

— Здравствуй, здравствуй, Павлик, дорогой ты мой! Как же мы по тебе соскучились!..

— Можно подумать, что я только что вернулся из кругосветного плавания, — с радостно блеснувшими глазами рассмеялся тот.

— Ладно, милые женщины, отпустите Пашу, — распорядился Степан Петрович, покосившись на находившихся на верхней палубе пассажиров, с интересом наблюдавших за встречей семьей командира «Гневного» их сына. — Давайте-ка лучше пройдем в каюту.

— Ой, и то правда! — тут же согласилась Ольга Павловна, смущенно оглянувшись по сторонам.

И когда все разместились в каюте, Степан Петрович предложил:

— А теперь, кадет, не спеша расскажи по порядку обо всем, что с тобой приключилось за это время.

— Есть, господин капитан первого ранга! — озорно сверкнув глазами, ответил тот, вскочив со своего места.

А Ольга Павловна и Ксения радостно переглянулись.

* * *

Павел подробно и обстоятельно рассказывал обо всех перипетиях его одиссеи, приключившихся на пути из Константинополя до Бизерты, и лишь сдавленные вскрики слушательниц при очередных коллизиях сопровождали его неспешный рассказ.

«Толково и обстоятельно излагает свое повествование, — удовлетворенно отметил Степан Петрович. — Со временем из него, дай Бог, выйдет настоящий флотский офицер», — удовлетворенно заключил он, улыбнувшись, разумеется, про себя.

Тем временем Павел продолжал:

— Прибыли мы в Бизерту, как вы, конечно, знаете, за три дня до православного Рождества, и все готовились встречать этот великий праздник, но, увы, без традиционной елки. На линкоре тут же был поднят желтый карантинный флаг, что означало полную изоляцию с берегом, — он вздохнул. — В общем, так же, как это было и в Константинополе. И нам оставалось только с одной и той же точки смотреть на все, что делалось вокруг.

— Это нам, Павлик, тоже хорошо знакомо, — заметила, вздохнув, Ольга Павловна.

Тот понимающе кивнул головой и продолжил:

— Но вот пришел и день сочельника*. На юте корабля, позади кормовой башни главного калибра, все было готово для торжественной Рождественской службы, и под стволом среднего двенадцатидюймового орудия был приготовлен аналой*. По бортам выстроились, спиной к морю, с одной стороны, команда корабля, с другой — наша кадетская рота. Посредине, за духовенством, стояли наш директор, вице-адмирал Герасимов, офицеры корпуса и весь командный состав корабля, а за ними — матросский хор.

Служил отец Георгий Спасский, протопресвитер флота и в то же время наш корпусной настоятель, в сослужении с флотским протодьяконом отцом Николаем. Был тихий и теплый вечер под африканским небом в этот сочельник, первый для нас так далеко от Родины, и, слушая возгласы священнослужителей и пение смешанного хора, славящего рождение Христа, мы представляли, будто и в самом деле находимся в Вифлееме на Святой земле.

Ужин был праздничный, с такими лакомствами, как апельсины, мандарины и финики, растущие в этой стране. Уже давно нас не баловали так за столом, — Павел улыбнулся приятным воспоминаниям, а Ольга Павловна, вздохнув, с материнским состраданием посмотрела на сына, обделенного такими, казалось бы, мелочами, обычными в совсем еще недавнем прошлом.

— Затем, — продолжил он, — был устроен праздничный спектакль соединенными силами команды корабля и состава корпуса под открытым небом. Нашлись великолепные исполнители пения, танцев и игры на сцене в чисто русском духе. Сейчас мне трудно вспомнить все исполненные номера, кроме, разве что, песни «Светит месяц, светит ясный», исполненной хором на фоне темного занавеса из огромного брезента, по которому медленно скользил диск луны, описывая свою орбиту при помощи луча корабельного прожектора.

Вот, собственно говоря, и все. А папе особое спасибо за то, что смог устроить нашу встречу!

— Благодарить нужно не меня, Паша, а маму. Ведь они с Ксюшей не видели тебя еще со стоянки в Константинополе, а посему она настойчиво и просила меня организовать встречу с тобой. — Ольга Павловна смущенно опустила глаза. — Ведь я-то как-никак встречался с тобой в Наварине. А потому и использовал свое служебное положение, хотя, честно говоря, и испытываю чувство некоторого неудобства перед командиром «Алексеева», — признался Степан Петрович.

— Все совсем не так, Павлик! — решительно вмешалась в их разговор Ксения, решившая пожертвовать собой ради восстановления справедливости. — Это я допекала маму о желании встретиться с тобой с тех самых пор, как твой линкор отдал якорь на рейде Бизерты.

— Почему же ты тиранила маму вместо того, чтобы обратиться с этой просьбой прямо ко мне? — искренне удивился отец.

Ксения озорно посмотрела на него:

— Потому, папа, что мою просьбу ты бы мог воспринять как очередной каприз избалованной девчонки, в то время как просьба мамы выглядела вполне естественной.

Степан Петрович удивленно переглянулся с Ольгой Павловной. «Вот так вот, дорогие родители, получите очередной урок психологии от подрастающего поколения», — усмехнулся он про себя.

— Как бы то ни было, дорогие мои, но мы все-таки собрались все вместе! А это ведь так здорово! — подвел итог улыбающийся Павел.