– Я не нарочно! – сообщил подоспевший Игнат Павлович, усаживаясь на скамейку. – Я шел, услышал голоса… А тут уже взыграл инстинкт. Бывших чекистов не бывает, знаете? Дай, думаю, послушаю, что говорят, раз ни черта не видно. Ну, в общем, к вам в канаву и свалился, – он принялся отряхивать свой плащ, и Света, на правах хорошей знакомой, стала помогать. – Не стоит! – отмахнулся следователь. – Я с тобой, товарищ Света Горленко, ни разговаривать, ни видеться, ни вообще как-либо взаимодействовать не должен. И так у меня к Николаю слишком много предвзятого отношения. Как по моему личному ощущению, так и по мнению компетентных товарищей. – Ткаченко назидательно поднял указательный палец. – Товарищам этим на Николая Горленко плевать, но шанс получить в свое распоряжение раскрытое уже практически дело, в котором один сотрудник НКВД убивает двух других, прельщает их неимоверно. Им это кажется очевидным антисоветским актом… И мне бы не хотелось давать им поле для маневров. Потому я золото папаше Воскресенскому в дом и придумал – как зацепку, чтобы удержать дело в рамках уголовного розыска. Понимаете? – Он вопросительно обвел глазами присутствующих. – Раз кража, значит, не политическое преступление, а уголовное. То есть в моем ведении. Ну и еще потому, что раз золото было, и оно не найдено, значит, дело закрывать и в суд передавать еще нельзя, хоть и считается, что преступник уже арестован. Выиграем немного времени для честного расследования. Только смотрите – никому не слова! И так утечка, раз вы в курсе. Но вы хотя бы тоже заинтересованы помочь Николаю. Если, конечно, он и правда невиновен.

– Интересный ход, – пробормотал папа Морской. – Чтобы обрести время и компетенцию искать доказательства невиновности Николая, вы фальсифицируете обстоятельства и навешиваете доказательства вины… Какая-то очень сложная философия…

– С этим золотом нам будет сложно оправдать Колю, – разъяснила остальным мысль Морского Света. – С ним выходит, что Коля действительно виноват.

– Без золота тоже так выходит, – сквозь зубы процедил Игнат Павлович. – В подробности я тебя, Света Горленко, посвящать не буду. Пришел я на самом деле просто извиниться, что тебя сторонюсь. И предупредить, чтобы впредь не обижалась. Так всем будет лучше, – не выдержав, он отвел глаза, – ну и еще хочу сказать, что видел Николая. Чувствует он себя нормально, условия содержания пока вполне удовлетворительные… Несет, правда, чепуху какую-то про случившееся. Но с этим мы еще разберемся, – тут Ткаченко снова оживился, – я лично буду вести дело и буду вести его честно. Виноват – пойдет под суд. Нет – будем разбираться, кто виновен. Короче, ты не приходи ко мне больше, товарищ Света Горленко. Я наверху сказал, что обязуюсь личными эмоциями не руководствоваться. А из-за наших с тобой встреч решат, что я нахожусь под влиянием симпатий к жене подозреваемого, – внезапно следователь задумчиво сощурился и перевел взгляд на папу Морского. – А вот в симпатиях к вам, эксперт вы наш внештатный, меня заподозрить трудно. Так что жду вас завтра в управлении. Скажем, к двенадцати. Покумекаем, что можно придумать. Вы мне про Мессинга отчетец дадите заодно… Скажу вам честно: дело – дрянь. Но ваше мнение мне может пригодиться.

Папа Морской набрал полную грудь воздуха, чтобы возразить, но тут вмешалась Света:

– Понятно, что дело ни к театрам, ни к истории города отношения не имеет, но, Игнат Павлович, вы его не слушайте! – Она гневно сверкнула глазами. – Товарищ Морской еще много в чем разбирается и много в чем может быть экспертом. Разумеется, он завтра к вам придет…

– Я и не собирался отказываться, – пробубнил Морской, явно обманывая.

– Подождите! – Все это время у Ларисы в голове вертелась одна мысль, и она наконец решилась ее высказать: – Простите, что перебиваю… Но объясните, как так может быть? Как Коля может быть виноват, если его балкой к полу пригвоздило у стола, а преступник Галочку дверью огрел уже после взрывов и на выходе из комнаты? Я была у Галочки дома и знаю, что это два довольно далеко расположенных друг от друга места!

Несколько секунд Ткаченко пристально сверлил Ларочку глазами.

– Хорошая смена у нас растет, товарищ Морской, – улыбнулся он наконец. – Верно мыслит. Скоро вместо вас ее в эксперты для расследований буду звать. А дверь? Далась вам эта дверь… Пока давайте про нее забудем! – Осознав, что забывать никто не собирается, и три пары глаз, уставившихся на него с возмущенным недоумением, никуда не денутся, Игнат Павлович неохотно проговорил: – Я тоже об этом думал. Но! Во-первых, никто не сказал, что дверь распахнул преступник. Она могла от взрыва сама так перекоситься, что, стоит чуть задеть, сразу падает. Во-вторых, если дверь пихал преступник, то скажите на милость, почему никто из соседей, сразу за гражданкой Воскресенской в коридор выскочивших, его не видел? Невидимый преступник – гипотеза плохая. Поэтому про дверь пока лучше не думать. К тому же у меня есть зацепка получше. И я предпочитаю прорабатывать ее.

Возмущение в глазах присутствующих сменилось радостью. Есть зацепка!

– Да, – продолжал Игнат Павлович. – Не хотел вам говорить, но ладно уж… Опрос соседей показал, что во дворе как раз во время взрывов стоял не виденный раньше в этих краях автомобиль. «Форд»-фаэтон. Сам черный, а тент над кузовом – светло-серый. Собрались все дворовые мальчишки, и под капот лазили и кабину сквозь стекла до малейшей детали изучили. А после взрывов глядь – автомобиля нет. По крайней мере, когда милиция прибыла на место и вызвала меня, а я по наводке мальчишек пошел смотреть описанное странное авто.

– И чей же это был автомобиль? – удивилась Галочка. – У нас соседи на авто не ездят. И даже рядом, в нашем бывшем доме, где живет парочка влиятельных жильцов, ездят на «эмках». Старый «форд» в наших краях и правда вызывает удивление.

– Мальчишки, разумеется, запомнили про этот автомобиль все, кроме номера и внешности владельца, – с досадой крякнул Игнат Павлович. – Последнего не видели, а номер в голову не пришло запоминать. Зато запомнили другое! На полу кабины под ногами у водителя стояла занятная деревянная конструкция. Как будто бы подпорка для ноги, причем с полукруглым вырезом у более высокого конца.

– Я знаю, что это! – обрадованно воскликнула Галочка. – Подставка под каблук. Чтобы водитель-женщина могла комфортно управлять. Говорят, в Москве для некоторых такие делают в виде коврика из губчатой резины. Вонзишь в нее каблук, и хорошо: все зафиксировано, ни каблук не сломаешь, ни нога не устает. Для нас это, конечно, слишком большая роскошь, поэтому в мастерских умельцы подгоняют под туфлю вырез на деревянном бруске.

– Ого! – присвистнул Игнат Павлович и переглянулся с не менее обалдевшим Морским. – Мне, чтобы понять, что это за штуковина, пришлось консультироваться у специалистов…

– Просто у нас во Дворце пионеров хороший кружок автолюбителей. И его руководитель – мой… мой… – Тут Галочка густо покраснела, однако, хоть и с явным усилием, заговорила дальше: – Мой знакомый. Он учил меня водить, и пришлось заказать такую подставку под каблук.

– А не проще ли надевать по такому случаю обувь без каблука? – удивился Морской.