Бернис подумала о видеокассетах в чемодане, лежащем на дне платяного шкафа. Подумала о человеке в очках. Подумала о том, что ходит по ночам за ее дверью.

Завтра я спущусь в подвал. Я стану детективом и выясню, кто такой — или кем был — человек в очках, и узнаю, что с ним сталось.

— Электра, не могли бы вы пройти на кухню?

Бернис с усилием оторвалась от своих грез. Одна из буфетчиц разговаривала с Электрой.

— А это не может подождать, пока я не выпью кофе?

— Там у черного хода вас спрашивают.

— Кто?

— Он не назвался.

— Мужчина? — Электра насмешливо усмехнулась. — М-м-м, быть может, у меня удачная ночь. — Она промокнула губы салфеткой. — Извините меня на минутку, долг зовет.

Электра величаво выплыла из комнаты, буфетчица исчезла следом.

— Внушительная женщина, — с улыбкой обратился Дэвид к Бернис. — Несладко придется тому, кто выведет ее из себя.

Джейсон Морроу припарковал машину возле общественного туалета в городском парке. Строение было погружено в кромешную тьму. На фоне встающей луны видны были лишь верхушки деревьев.

Он помедлил не более секунды, потирая шишковидный костяной нарост над бровью.

Давай же, покончи с этим. Потом сможешь вернуться к своей мисс Пигги и обнять бутылку водки у телевизора.

Он выбрался из машины, как можно беззвучнее закрыл дверь; вот он я, расстроено подумал он, крадусь, как вор в ночи.

Легким шагом он двинулся к мужскому туалету.

Он не был геем. Он врезал бы любому, кто хотя бы предположил такое. Только вот время от времени у него возникала эта бредовая потребность. Стоило удовлетворить ее, и его ожидали недели, даже месяцы свободы. Ладно, он занимается сексом с мужчиной. Но он все-таки продолжал говорить себе, что он не гей. Сама мысль об этом вызывала у него отвращение. У него только есть этот порок... это пристрастие... этот зуд, который надо почесать.

Он вошел в общественный туалет. Писсуары были грязными и воняли всем тем, что собралось в забитых стоках. Освещение шло от единственной флуоресцентной лампы, которая гудела и мигала под потолком. Здесь местные голубые встречали своих друзей... только ведь он не голубой, мрачно повторил он. Это же просто причудливая потребность, которую время от времени надо удовлетворять. Да что там, однажды утром он проснется и поймет, что ему никогда больше это не потребуется.

Может, в одной из кабинок заперся какой-нибудь мальчик. Тогда на все уйдет не более десяти минут.

Черт... кабинки были пусты.

Что теперь? Поехать в Уитби?

Нет, на это уйдет слишком много времени.

Может, если он подождет пару минут, какой-нибудь из этих грязных педиков все же появится.

Он закрылся в одной из кабинок. Пятна в чаше писсуара. Влажный ковер туалетной бумаги на полу. Граффити, выцарапанные на плексигласе дверей и стен.

Катились минуты. Он ждал в тишине. Напряжение. Стук сердца. Отвращение в предвкушении жалкого, грязного, отвратительного акта, который он собирается совершить.

Кто-нибудь юркнет в туалет. Он знает это. Над туалетом витал дух неизбежности, будто предвосхищение осужденного убийцы, которого вот-вот отведут на электрический стул.

Гудит, мерцает лампа. Вонь въедается в горло.

Внезапно сердце у него будто оступилось. Он задержал дыхание и прислушался.

И услышал легкие шаги за дверью.

Наконец кто-то пришел.

Во рту внезапно пересохло. Он отодвинул задвижку и открыл дверь.

И в этот момент свет погас.

— Оставим его?

— Прости? — озадаченно переспросила Бернис.

Когда Электра не вернулась с кухни, Бернис отправилась выяснить, что происходит. Электру она застала выглядывающей в окно кухни, откуда открывался вид на задний двор гостиницы. На губах хозяйки играла странная улыбка.

— Оставим? — повторила Электра и кивнула на окно. — Знаешь, как приблудного щенка или игрушку?

По-прежнему ничего не понимая, Бернис выглянула в окно. В ярком электрическом свете на заднем дворе она увидела молодого человека. Лицо его было испещрено татуировками. Он перетаскивал ящики с пивными бутылками со склада во дворе к двери черного хода. В свете галогеновой лампы его тень казалась гигантским чудовищем, неуклюже волочащим искривленное тело по стенам заднего двора.

— У него такой вид, как будто он только что бежал из тюрьмы. — Бернис поежилась. — Мне он совсем не нравится.

— М-м-м... — мечтательно согласилась Электра. — Есть в нем, однако, что-то неотразимое. Ловишь себя на том, что смотришь на него во все глаза?

— На мой взгляд, он похож на монстра. Он, наверное, грабитель.

— Во всяком случае, он приносит пользу, учитывая, что Джим снова не удосужился явиться.

— Кто он?

Электра пожала плечами.

— Он просто появился у двери и попросил работы в обмен на жилье.

Бернис потрясенно уставилась на Электру.

— Ты ведь не собираешься позволить ему остаться здесь?

— Почему бы и нет?

— Он же уголовник.

— Ну-у, может быть. Но он может стать занимательным развлечением посреди вселенской скуки.

— Забавным? — нервно рассмеялась Бернис. — Ты шутишь, правда?

— Моя дорогая, я совершенно серьезна. Ты видела шрамы у него на лице? А эти тату? Это ли не мужчина в его естественном первородном состоянии?

— Электра, он похож на дикого зверя. Почему, скажи на милость, ты собираешься позволить ему остаться в гостинице?

— Уверена, что смогу что-нибудь придумать, — улыбнулась она все той же заговорщицкой улыбкой.

Бернис была в смятении. Ей пришло в голову, нет ли безумной — причем самоубийственно безумной — черты в столь утонченном в остальном характере Электры.

— Прошу тебя, Электра. Отошли его. Ты только посмотри на него. Разве ты не видишь, что он опасен?

— М-м-м, я знаю, что он опасен. Теперь возьми себя в руки. девочка. Вот он идет.

Он открывает дверь ногой. Ящики, полные бутылок пива, он держит с такой легкостью, будто набитые пером подушки. Две женщины в кухне глаз от него не могут отвести. Высокая в кожаных штанах улыбается. Волосы у нее такие черные, что почти синие. Вторая с синим лаком на ногтях, кажется, испугалась.

У них есть все основания бояться. Черт их разберет, этих сучек.