— Знаешь, — сказал вдруг он, и от его улыбки по всему ее телу разлилось приятное покалывание, — что-то вчера на кухне произошло странное. Вечером, когда ветер распахнул дверь?

Она кивнула.

— Как будто буря ворвалась в дом.

Да буря, но она чувствовала, что за этим скрывается что-то большее. Вся сцена — эти четыре фигуры, застывшие посреди комнаты в кухне, — потрясла ее. Бернис испытала искушение рассказать Дэвиду о своих впечатлениях — она уже начала ему доверять. Но он скорее всего решит, что я сошла с ума, стоит мне заявить, что все это уже происходила раньше, что мы все четверо когда-то в прошлом стояли так посреди комнаты.

Но Дэвид удивил ее следующей же фразой:

— Забавно, — сказал он, энергично поглощая яичницу, — у меня было какое-то странное чувство... чувство дежа вю. Знаешь, такое ощущение, что ты уже был здесь раньше?

Бернис только молча уставилась на него. Дэвид улыбнулся.

— Звучит, наверное, дико, просто... — Все еще улыбаясь, он пожал плечами. — Просто когда я увидел, как вы трое стоите в кухне, это было... — Он снова пожал плечами, как будто с трудом подбирал слова. — Я мог бы поклясться, что когда-то в прошлом мы были где-то все вместе.

— Возможно, что так, — тихо произнесла Бернис.

— Впрочем, столь яркую личность, как Джек Блэк, трудно забыть, а?

Бернис передернуло.

— Пожалуй, да. Мне он совсем не нравится.

— Странного кладовщика Электра себе нашла. Давно он здесь работает?

— Когда ты его увидел? Минут десять.

Разрезав пополам помидор, Дэвид удивленно поднял глаза.

— Электра вот так взяла и наняла его?

— Вот именно, — с чувством сказала Бернис. — Не знаю, что на нее нашло. Один Бог знает, что он вытворит, стоит ей только повернуться спиной.

Ей хотелось вернуться к ощущению дежа вю, которое испытал вчера Дэвид, но она сообразила, что они уже сменили тему, и теперь он болтал о своих планах на сегодняшний день, в которые входил визит к старому дядюшке, живущему среди холмов за городом. Она подумала, не предложить ли показать ему город. Потом в порыве воодушевления, показавшемся ей самой почти развязностью, она решила пригласить его на ленч в китайский ресторан. Но чем дольше он говорил, тем яснее становилось, что день его займут обязательства по отношению к членам семьи, которых он не видел с детства. Может быть, завтра, подумала она.

— Усадьба дяди называется Милл-хаус. Ты знаешь, где это?

Сделай вид, что знаешь, Бернис, предложи ему прогуляться туда вместе. Расскажи ему о видеопленке и о ночном визитере, что вышагивает за твоей дверью. Вместо всего этого она услышала собственный голос:

— Нет. Я только-только начинаю ориентироваться в городе.

— Ну, надеюсь, я найду его. Когда я собрался ехать, отец снабдил меня инструкциями. Сказал, что это минут пятнадцать пешком от центра города.

— Может быть, тебе лучше взять такси? Похоже, дождь собирается.

— Нет, — тепло улыбнулся он. — Сожму зубы и пойду пешком. Моцион пойдет мне на пользу. И, — он перевел взгляд на пустую тарелку, — мне нужно сжечь калории.

Давай же, Бернис, пригласи его на ужин сегодня вечером. Он не кусается...

Он вытащил из кармана расписание.

— Если я быстро разделаюсь с семейным визитом, то, возможно, съезжу в Уитби. Я слышал, что вид с кладбища над утесом — что-то умопомрачительное.

Черт. Упустила свой шанс. Бернис, ты идиотка.

Он налил себе кофе из кофейника.

— Тебе долить?

— Да, пожалуйста. — Внезапно она почувствовала себя ужасно неловко, как ребенок в обществе незнакомого взрослого. — Спасибо.

Он помедлил, будто какая-то мысль не давала ему покоя.

— Знаешь, — задумчиво сказал он, — возвращаясь к тому, как мы стояли в кухне вчера вечером. Когда я вошел с миской картофельного пюре и увидел, как вы там стоите, меня посетило сумасшедшее желание перевернуть вверх ногами миску и надеть ее себе на голову. Ну не дурацкий ли порыв? Можешь представить себе, как я стою с перевернутой миской на голове и в волосах у меня застряло картофельное пюре?

Он улыбнулся, и она вежливо засмеялась, но тут же осознала, что произошедшее необъяснимым образом глубоко подействовало на него. Внезапно ей вновь захотелось рассказать ему о видеопленке. Но уже совершенно серьезно, не обходя из вежливости тему, которая так тревожит их обоих. И ей хотелось поговорить о человеке на пленке; ей отчаянно требовалось излить душу. Может быть, Дэвид поможет ей выяснить, что случилось с Майком.

— Должно быть, вино Электры ударило мне в голову, — продолжал тем временем Дэвид.

Ну же, подумала Бернис, смелее.

— Дэвид, возможно, это прозвучит странно, но я нашла видеокассету в гостинице. Я не могу...

Она заметила, что Дэвид больше не слушает ее, а смотрит через ее плечо на что-то у нее за спиной.

Она обернулась. В зал ресторана входил — сплошные шрамы, татуировки и источаемая угроза — Джек Блэк с тарелкой, на которой высилась гора жареной картошкой с беконом. Не давая себе признать, что в зале завтракает кто-то еще, он сел у дальней стены и со свирепым видом принялся за еду.

Улыбнувшись, Дэвид вновь перевел взгляд на Бернис:

— Прости, ты что-то ты сказала?

Но момент был окончательно и безвозвратно упущен. Атмосфера близости, когда можно поделиться любым секретом, развеялась, была сметена так же внезапно, как красные салфетки вчера вечером.

— Так, ничего, — сказала она, слыша, как возвращаются в ее голос вежливые, почти формальные нотки. — Они тут с завтраком не скупятся, а? — изрекла она, когда Дэвид потянулся за тостом.

— Что да, то да. Обычно я обхожусь миской кукурузных хлопьев с молоком. Или если чувствую особый прилив энергии по выходным, то делаю себе бутерброд с поджаренной сосиской. — Он улыбнулся. — Ну вот, если я смогу все это растрясти, то к обеду нагуляю аппетит. — Он помедлил, как будто ему в голову пришла какая-то особая мысль. — Я слышал, в ресторанчике «Сорока» в Уитби кормят просто потрясающе. Если у тебя нет других планов завтра вечером, Бернис, поедешь со мной?

Дерьмо. Вкус у бекона дерьмовый. Он запихнул в рот еще кусок. Гостиница выглядит как дерьмо. Город — сплошное дерьмо.

Но он высосет это старое вымя досуха.

Радиолы из машины, телики, видаки, компьютеры — вот оно, молоко в вымени, и он станет тянуть его до последнего, а потом двинет дальше.

Единственное, что доставляло ему удовольствие, — это имя, которое он себе дал.