Я стиснула зубы, но боль перестала быть иллюзорной. Все было реально. Мой разум содрогнулся при виде того, что открылось моему взору. Дрожь, начавшаяся где-то внизу живота, стремительно поднялась к желудку. Должно быть, меня уже вырвало в окружавшую нас темноту. Я кричала, но не просила пощады – просто потому, что не хотела навечно остаться в этой пустоте. Я проклинала своего мучителя, выпаливая ругательства, которые никогда раньше не произносила вслух. Я бессвязно кричала на него на незнакомом мне языке, который не смогла бы расшифровать, даже если бы меня заставляли. Однако я чувствовала, что именно на этом языке могла подобрать нужные и точные слова, чтобы выплеснуть свою злость на Переплетчика за то, что тот сдирал шкуру с моей ладони. Послышался жуткий резкий треск, и кожа снялась, обнажив гладкие розовые мышцы моей руки.

Удивительно, но боль на мгновение отступила. Из руки лилась кровь, растекаясь густыми лужами по столу. Пальцы Переплетчика остановились, удерживая в воздухе мою кожу, и мы оба смогли рассмотреть, что под ней находится.

Слово. Там было только одно слово, написанное на гладкой блестящей мышце.

Добровольно.

Я ощущала головокружение и была близка к обмороку. Мой голос осип от криков, но при взгляде на это слово я ощутила удовлетворение. Испытание было пройдено, хотя я даже не подозревала, что была к нему готова. Переплетчик ухмылялся, но отпустил мою кожу, освободив меня от своей свирепой хватки. От потери крови, которая растекалась вокруг нас, я пошатнулась и закатила глаза. Руку жгло не переставая, глаза болели от плясавших перед ними красных огоньков. Изверг, сидевший передо мной, развернулся и наклонился. Во рту пересохло, я готова была упасть в обморок.

И я на самом деле упала, беспомощно перекувыркнувшись в темной пропасти, и единственное, что я ощущала, – это жжение в ладони. Над собой, где-то очень высоко, я услышала шепот Переплетчика:

– Чары и полынь, кровь и чернила, вода и вино. Это заклятие снято.

Словно очнувшись от глубокого сна, я смутно ощутила, как кто-то меня приподнимает. В рот потекла холодная чистая вода, и мне пришлось ее проглотить. Потом я ощутила что-то горькое и снова погрузилась в небытие, но уже не в тот мир, где царствовал Переплетчик душ, а в нерушимый и желанный покой.

В следующий раз меня разбудило прикосновение мокрой ткани ко лбу. Рядом сидела Мэри и смотрела на меня широко распахнутыми встревоженными глазами.

– Слава всем звездам на небосводе! – воскликнула она. – Она проснулась! Все сюда! Луиза проснулась!

Голову ломило так, словно ее насадили на пику, шея затекла и немилосердно болела. Я попыталась подняться, но у меня не хватило сил, и я снова откинулась на подушку. Часто моргая, я осмотрелась, не понимая, где нахожусь, но неяркий свет и легкий запах пыли в помещении показались мне смутно знакомыми. Они положили меня в маленькой уютной спальне, которая напоминала дом Джайлса Сент-Джайлса в Дерридоне. Мягкие кресла, пушистые ковры… В камине горел огонь, перед ним на ковре дремали две ярко-рыжие кошки.

– Да где же они? – взволнованно спросила Мэри.

Она встала и поспешила к открытой двери.

Внизу послышались громкие голоса, потом раздались резкие удары, словно кто-то лихорадочно колотил в дверь. Я заставила себя сесть, не обращая внимания на головокружение. Правую ладонь, как только я коснулась одеяла, обожгло болью, и я зашипела, отдернув руку. Глянув на нее, я обнаружила, что в той жуткой черной яме мне не удалось избежать увечий. На красной, воспаленной коже ладони была вырезана черная надпись, подобная татуировке. Я не могла ее прочесть. Она, вероятно, была сделана на языке, на котором не говорили ни я, ни Отец. Но я и так знала, что она должна означать.

– Откуда у меня это? – спросила я, когда Мэри подбежала к кровати.

– Луиза, я все объясню тебе позже. Там что-то случилось. Скорее!

Она была права. Теперь снизу доносились крики и звуки ударов, и я позволила Мэри отбросить одеяло и осторожно поднять меня с кровати.

– Подожди, – сказала я, встала и покачнулась. – Дневник…

– Он у Дальтона, – заверила она. – Ну же!

Чувствуя себя так, словно меня сбросили с горы, я последовала за Мэри, тяжело опираясь на ее плечо. Кошки остались на месте: их, по-видимому, не заинтересовало происходящее внизу. Мы вышли на галерею над магазином, на четвертом этаже, под которой располагались стеллажи и фонарики. С этой высоты я видела Фатом и Кхента. Они прижались к входной двери, подпирая ее спинами и изо всей силы упираясь ногами.

Дальтон кричал что-то Найлсу через зал, и тот умудрился разыскать несколько пистолетов, спрятанных под прилавком. Мэри тащила меня к лестнице, а я не могла оторвать взгляда от женщины, которая, свернувшись калачиком, неподвижно лежала прямо посреди магазина. На ней было темное платье из перьев. Мать. Ведьмы нигде не было видно.

– Это сработало? Или она… Пожалуйста, скажи мне, что это сработало, – прошептала я.

– Мы боялись ее трогать, Луиза. С момента окончания ритуала она не сделала ни одного вздоха. Ты кричала и стонала, поэтому мы решили, что будет безопаснее уложить тебя в постель. О, это длилось несколько часов! Я боялась, что ты никогда не придешь в себя!

У меня упало сердце. Переплетчик сказал, что оковы заклятия разрушены. Почему же Мать не двигается? Неужели ритуал ее убил? Неужели я сделала что-то не так?

С каждым шагом я чувствовала себя сильнее. Наконец я уже могла идти самостоятельно и тотчас поспешила через галерею. Потом мы вдруг остановились, потому что Фатом крикнула что-то неразборчивое, и дверь за их спинами вдруг выгнулась, а затем взорвалась огнем. Было сущим безумием соваться в огонь, но наши друзья были в опасности, и я не могла просто стоять и наблюдать.

– Идем, Мэри, – потянула я ее за руку.

– Ты все еще слишком слаба, – возразила она.

Но я уже двинулась вперед.

– Мы придумаем, как им помочь.

– Факелы! – услышала я крик Кхента. – Их слишком много!

Их действительно было слишком много – свет луны потерялся бы на их фоне, если бы это была ночь. Я бросила отчаянный взгляд на Мэри, когда в магазин ворвались последователи пастуха, которые размахивали горящими факелами. Кхент и Фатом отступили от двери, а Найлс и Дальтон, стоявшие недалеко от Матери, заслонили ее собой, прицелились и принялись отстреливаться, как могли.

– Мэри, неужели ты ничего не можешь сделать?

– Я еще не восстановилась после бала, но постараюсь, – сказала она, упрямо стискивая зубы и выбрасывая руки вперед. Из ее груди, как обычно, полились защитные силы, но на этот раз их мерцание было каким-то тусклым. Я обогнала подругу и помчалась вниз, перепрыгивая сначала через две, а после и через три ступени, потом бросилась бежать через магазин и тут увидела, как загорелись ближайшие к двери полки. Все произошло слишком быстро – я снова почувствовала запах дыма, и к горлу подступила тошнота. Но на сей раз это была не иллюзия. Мои друзья могли погибнуть, если бы огонь вырвался из-под контроля.