— И были бы избавлены от того, чтобы приносить свои извинения. Поверьте, очень неприятно, когда тебя пытаются убить несколько раз подряд за очень короткий промежуток времени.

— Каюсь, — тяжело вздохнул тот и бросил косой взгляд на Пирогова. — Не разобрался, не послушал, показал самые дурные свои стороны. И всё же вижу, что вы — достойный сын и брат. Делаете всё, что можете, и даже больше. Надеюсь, небольшой вчерашний инцидент не станет помехой для нашего дальнейшего общения.

— Взаимно, — ответил я и перевёл взгляд на спутницу Луки Сергеевича. — Ваши извинения приняты.

Блондинка тем временем стояла, глядя на меня, и хлопала глазами.

— Анжела! — прикрикнул на неё заведующий отделением. — Ты спишь, что ли? Я говорю, готовь документы на Могучую!

— А… да, — очнулась та и оторвала от меня взгляд, но я видел, что с трудом. — Простите, замечталась, — с этими словами она развернулась и вышла вон.

— Руслан Дмитриевич, — обратился ко мне Пирогов, который практически неустанно сидел над Вероникой. — Вы поедете с нами?

— А как надо? — спросил я, не зная, нужен ли я там, или нет. — Если я не нужен, у меня есть ещё дела.

— В принципе, я всё сделаю сам, — ответил мне Алексей Сергеевич. — Ближайшие сутки будут самыми тяжёлыми, но жизни уже ничего не угрожает. Опять же, если будет какой-то кризис, я позвоню вам домой.

— Домой, — я проговорил это слово так, словно пробовал его на языке. — Давайте лучше я запишу ваш номер, а затем позвоню и сообщу свой. Есть вероятность, что я сегодня съеду из дома.

— Без проблем, — осунувшийся Пирогов посмотрел на Веронику и приложил светящуюся спокойным синим светом руку к её плечу. — Я всю ночь буду в клинике. И завтра весь день.

* * *

Как оказалось, мой мотоцикл не мог потягаться в скорости со слухами. Когда я доехал до отцовского особняка, весть о том, что моя сестра жива и в скором времени будет здорова, не только уже донеслась до него, но и успела обрасти слухами. Братья и сёстры считали необходимым подойти ко мне и пожать руку.

Не было только Станислава. Но его я и не ждал, потому что знал: он затаил на меня злобу и обязательно отыграется.

А вот отец удивил. Он попытался разговаривать со мной так, словно утренней беседы не было. Словно Дмитрий Анатольевич пытался стереть из реальности все резкие слова, которыми он бросался. Но при этом даже не извинился.

— Руслан, — сказал он совсем другим голосом, в котором теперь слышались родительская любовь и уважение, — как я рад, что Вероника будет спасена! Ты даже не представляешь! Я уже готовился к худшему, но тут, слава небесам, всё образовалось! Я вызвал светлейшего князя Юрьевского, чтобы отметить это событие!

Я посмотрел на него, как на диковинную реликвию. Во-первых, я всё-таки ожидал извинений, а, во-вторых, был занят совершенно другими мыслями. Мне не давало покоя, что я был ограничен в финансах. Деньги — это обычный инструмент, не лучше и не хуже остальных. И большая часть моей мыслительной деятельности была направлена как раз на разрешение финансовых вопросов.

— Небеса тут ни причём, — тихо проговорил я, глядя ему прямо в глаза. — Это я съездил к Пирогову и обо всём договорился. То есть сделал то, что ты за все прошедшие годы не удосужился сделать.

Дмитрий Анатольевич даже в лице изменился. Бритое и отёкшее оно стало ещё противнее от того, что уголки губ опустились, а глаза поблёкли.

— Я думал, что ты хочешь извиниться за своё поведение, и посчитал грядущее выздоровление Вероники хорошим знаком, — проговорил он так, словно зачитывал поминальную оду над моей могилой. — Но, как оказалось, ты предпочитаешь хамство родственным отношениям.

— Отец, — проговорил я, полностью переключаясь в эту реальность. — Ты о чём? Ты в моём воспитании участия не принимал. Меня поднимала Вероника. Ты чуть ли от радости не скакал, когда решил, что я умер, — это я, конечно, присочинил для красного словца. — И очень расстроился, когда понял, что я жив.

— Это неправда! — запротестовал он, но вяло и слабо, понимая, что всё так, как я говорю.

— Поэтому, — твёрдо сказал я, глядя ему прямо в глаза, — я сейчас собираю свои вещи и покидаю этот дом. Можешь не благодарить. Веселитесь с Юрьевским, да с кем хотите. Мне до тебя дела нет. И до Станислава тоже, можешь ему так и передать. Остальным помогу, если обратятся. Всего доброго.

С тем я отвернулся и пошёл в свою комнату, до которой мне оставалось несколько метров. И уже, заходя к себе, я услышал сказанное отцом почти шёпотом.

— Спасибо за Нику.

* * *

Вещей у меня оказалось совсем немного. То есть шмоток, как таковых было достаточно, а вот чего-то действительно стильного и подходящего мне не очень. Многие вещи истрепались, другие выглядели совершенной безвкусицей. Поэтому всего необходимого собралось на пару небольших чемоданов.

Я как раз хотел вызвать прислугу, чтобы распорядиться о перевозке этих самых чемоданов, когда ко мне постучался камердинер.

— Руслан Дмитриевич, — сказал он максимально почтительно. — Вас к телефону.

— Кто? — уточнил я, думая, что это мог позвонить Пирогов.

Но слуга пожал плечами.

— Он не представился, — отчеканил камердинер, а затем добавил: — Уточнить?

— Нет, спасибо, я сам подойду, — и в памяти пришлось вызывать место в доме, где стояло это чудо магической техники.

Сам аппарат был эбеново-чёрный, но сбоку от корпуса располагался уже знакомый мне цилиндр, в котором периодически полыхали молнии. Массивная трубка лежала рядом с аппаратом.

— Слушаю, — проговорил я, поднеся трубку к уху. — Кто беспокоит?

— Привет, ты чего забыл, что ли? — раздался совершенно незнакомый и какой-то вороватый голос. — Мы же договаривались с тобой.

— М-м… — промычал я, но решил, что это негодная тактика, поэтому ответил: — Нет, не забыл, просто отвлёкся.

— Ну чего? — проговорил он всё в той же манере. — Тогда через два часа? Если ты, конечно, не передумал.

Я спешно обратился к памяти тела, но ему раздававшийся голос был столь же незнаком, как и мне. А вместе с тем я обнаружил интересное обстоятельство, которое не замечал раньше. В памяти