— Вот как? Жаль. А почему? Представляете, какую интересную партию можно было бы разыграть?

— Нет, мистер Кронос. Не получится. Не королевское это дело, — заявил я нагло.

Кронос расхохотался. Бет слушала нас, нахмурясь, дон Пабло легонько барабанил пальцами по столу.

— Ну, все равно, — сказал Кронос миролюбиво. — Не отказывайтесь от спутников. Вам они не опасны, по крайней мере, здесь, у нас.

— А как я сумею отказаться? Люди едут, потому что им так хочется.

— Вам виднее. А у вас есть ко мне какой-нибудь животрепещущий вопрос?

— Один есть. Для чего вы спровоцировали Кэт и Бет вывести формулу?

— Не знаю, поверите ли вы мне, — сказал Кронос серьезно, глядя на меня в упор, — но я ученый. Как Бет, как вы. Только, в отличие от вас, я физик, а не математик. Я верил в то, что всякое чудо можно понять и просчитать. И в то, что его можно использовать во благо всему человечеству. Так сказать, «сказку сделать былью». Я человек своего времени, если хотите. Я был моложе вас на весь двадцатый век. Но мне эта задача оказалась не по силам. Вот я и подумал: а если научить точным наукам вил, да еще дать им стимул для работы…

Теперь Бет смотрела на него, прищурившись, а дон Пабло выбивал сложную дробь всеми десятью пальцами.

— Простите, — сказал я. — Вопрос был крайне бестактным.

Кронос коротко кивнул мне, потом откланялся с тем набором церемоний, который, как мне показалось, сам для себя определил, и ушел.

Бет уточнила:

— «Двойной агент» — тот, кто работает на две страны?

— Или против двух стран. В любом случае он канал для лжи, — сказал дон Пабло.

— Ты думаешь, я должен на это согласиться? — спросил я, обращаясь к Бет.

— Конечно, не должен. Я до сих пор никогда не думала о двойных агентах. Они делают бесчестную работу?

— Да, обычно за деньги. Им более или менее безразличны обе страны. — Я подумал и закончил: — А мне обе небезразличны.

Дон Пабло все-таки поднялся и откланялся. Он выбрал одну из многочисленных дверей и, прежде чем уйти, выразил мне замысловатым образом свою симпатию и уважение — вполне взаимные.

Я самым плебейским образом плюхнулся на один из стульев и уронил на стол руки, а на них голову. В голове звенело от избытка информации. Была уже глухая ночь. Мне предстояло вернуться в гостевой домик и собрать рюкзак, а утром погрузиться на «Дельфин» и отправляться восвояси.

Бет подошла ко мне, положила руку на затылок, легко взъерошила давно не стриженные волосы. Я замер, чтобы не вспугнуть ее. Бет еще не привыкла считать меня своею собственностью.

— Хочешь, останься сейчас здесь, — предложила она. — Поспишь хотя бы часа три, потом тебя разбудят.

— Кто разбудит? — спросил я ошарашенно и даже поднял голову.

— Да кто-нибудь. Тут полон дом народа. И завтраком накормят.

— В пять утра?

— Ну, не захочешь — не накормят. Зачем тебе сейчас куда-то брести в темноте?

— А тебе?

— А мне брести особенно не надо. Открою эту дверь — и буду во дворце. А вон та ведет на мою половину этого дома.

Бет толкнула одну из дверей. За ней открылся темный коридор, а дальше, еще за одной дверью, узкий фрагмент другой комнаты: клетчатый плед на чем-то низком и уютном, в тени стеллажи с книгами, круг света от оранжевого абажура. Все это потянуло меня к себе неотразимым обаянием.

— Если я сейчас туда вселюсь, — сказал я, — то ты меня уже не выселишь ни в пять утра, ни в десять, ни через неделю. Из той комнаты я добровольно не уйду.

Бет улыбнулась растерянно и грустно.

— А я с самого начала хотела тебя там поселить, но ты прижился в домике и не хотел переезжать.

— Вот видишь, все к лучшему. Там тоже было хорошо: море близко.

— Море везде близко, — вздохнула Бет. — Что ж, иди в свой домик вон через ту дверь.

Я помнил, что вокруг полно народу, и через две минуты открыл дверь, спустился по лестнице, вышел на улицу и оказался в двух шагах от гостевого домика, на углу, у соседского забора.

Ночь была короткой. Я чувствовал себя каким-то выключенным — то есть почти ничего не чувствовал. Собрался в считанные пять, от силы десять минут, заснул без всяких осложнений, все еще чувствуя затылком ладошку Бет, вскочил, как пионер от горна, по звонку будильника, нисколько не усталый, очень легкий и почти веселый. И так же бесчувственно и невменяемо спустился в порт.

На пристани, под боком у «Дельфина», спорили Бет и Тонио. Тонио что-то говорил по-итальянски, изображая в лицах не иначе как шайку разбойников. Бет грустно улыбалась и отрицательно качала головой после каждого криминального эпизода. Видимо, речь шла о моем щите. Наконец Тонио пожал плечами и обиженно отвернулся. Едва я подошел, он тут же оказался на борту, подхватил у меня рюкзак и исчез в машинном отделении. И все наше прощание промелькнуло, как остаток сна. Бет, кажется, мне ничего и не сказала. Разжала руки и исчезла, и я уже стоял на палубе, а наш «Дельфин» бежал посреди моря, и даже берегов не было видно.

Мне пришло в голову, что именно так случаются необъяснимые провалы в памяти у сказочных героев: вернулся в свой обычный мир и вдруг забыл все, что с ним происходило по другую сторону моря. Я спросил Тонио, насколько безопасно для него пребывание в большом мире и не забывает ли он, куда должен вернуться.

— Нет, не опасно. Я становлюсь человеком-невидимкой, а мой «Дельфин» — кораблем-невидимкой, — объяснил Тонио, — но я ничего не забываю.

— А в Москве ты тоже стал бы невидимкой?

— Если нужно, то и в Москве. А что, у тебя есть какой-то план?

— Я вспомнил сказки про забывчивых молодых людей и думал, кто бы смог меня вытащить, если я тоже влипну.

— О! Без проблем. Давай свой адрес, и я вытащу тебя оттуда.

Я написал ему свой адрес и почти серьезно попросил:

— Если через год я не вернусь, сходи туда, узнай, что случилось. Хотя ты ведь не знаешь языка.

— Подумаешь! Возьму с собой кого-нибудь, кто знает, — пожал плечами Тонио. — И ты там будь поосторожней, не ввязывайся в драки. Ты ведь без щита.

Я улыбнулся. За всю свою более или менее взрослую жизнь (класса с седьмого) я, кажется, ни в одной драке не участвовал, хотя и занимался в университете самбо — в порядке физкультуры. На том мы и простились с Тонио.

Обратная дорога показалась мне легкой и короткой. Я ее толком даже не запомнил. Вернулся вечером, лег спать, а утром начал бегать и улаживать свои дела.

Проще всего мне далась защита диссертации — вполне посюстороннее мероприятие без всякой мистики и неожиданностей. Разве что кандидатский диплом я каким-то чудом успел получить, хотя нисколько о нем не заботился.