прытью перешёл на барышень. Поэт держал себя с такой непринуждённостью, что, судя по всему, был в этом доме завсегдатаем.

Михаила встретил у порога сам хозяин, Николай Раевский, он и повёл его для представления к дамам: супруге, Софье Алексеевне, и к дочерям – а их в семье Раевских было четверо…

Старшая дама – статная, высокая, с живыми чёрными глазами, сегодня выглядела, как само радушие. Все дочери по-своему оказались хороши. Екатерина, Мария, Елена, София… Он бормотал приветствия и церемонно наклонялся к ручкам, стараясь, чтобы девичьих рук не щекотали пышные усы…

Уж если говорить по совести, то Михаил дамского общества пугался, что часто свойственно военным людям прямой и мужественной натуры. При дамах его пламенное красноречие мгновенно уступало место паузам неловкости, а от кокетливых улыбок и жеманства он конфузился. К счастью, сегодня от него не требовалось много – всего лишь терпеливо слушать и внимать.

Гостей на званый вечер собралось сравнительно немного. Помимо Пушкина и Михаила, присутствовали три офицерские четы, да с ними несколько молодцеватых, неженатых сослуживцев… Последним прибыл уважаемый чиновник городского департамента со всем семейством…

Одна из дочерей хозяина, Мария, присела за рояль. Несколько пьес и полонез Шопена… Ноктюрн… После чего Мария Николаевна исполнила романс, продемонстрировав глубокое и чистое контральто.

Во время паузы всем предложили чай, пирожные и неизменное шампанское. И тут, затеяв светскую беседу, очаровательная Софья Алексеевна ловко направила внимание собравшихся на Михаила. А тем того было и надобно – казалось, что весь город только и ждал приезда молодого генерала.

И вот, уже в который раз, он рассказал про встречу с Бонапарте, об остроумии находчивого Балашова (ту реплику про путь через Полтаву кто-то пытался даже приписать ему). Потом спросили про недавний дипломатический вояж в Норвегию. Михаил, совсем забыл смущение, освоился и, с явным удовольствием, разговорился.

Младшая барышня Раевская, Елена, с виду – мечтательница, спросила о норвежской музыке. Дескать, читала, что простые пастухи играют своим девушкам на флейтах серенады, а их мелодии разносит горным эхом. И Михаил охотно разъяснил – флейтистов среди простолюдинов немного, у них куда распространённей буккехорн, пастушья дудка из козьего рога. Действительно, решившие жениться пастухи, играют на ней для возлюбленных. Их песни трогательны и печальны…

Присутствующие дамы завздыхали.

– Ну да по мне, потомки викингов народ весёлый. Крестьяне любят музыку и танцы. На праздниках у них в большом почёте скрипачи с норвежской скрипкой хардингфеле, – их приглашают и встречают всей деревней. Есть среди них большие знаменитости. Сам я слыхал про некоего Аугунсена, по прозвищу Мёлларгутен – мельник. Мельник! По большей части, музыканты из простых, как и певцы – те с редкостными голосами.

Все подивились сложным скандинавским именам.

– Мелодии у них весьма приятные для слуха. Совсем легки и незамысловаты. Я даже что-то напевал себе потом…

Сказал – и сразу пожалел. Но, оказалось, было слишком поздно. В тот же момент отозвалась прелестница Елена:

– Да вы, должно быть, сами хорошо поёте! Я думаю, у вас красивый баритон.  Пожалуйста! На нашем скромном вечере, что-нибудь этакое на ваш вкус! А Катенька теперь пойдёт к роялю, вот и сыграет аккомпанемент. Прошу вас, генерал!

Его обуял неподдельный ужас.

– Нет, что вы! Я совершенно не пою! Я только скромный слушатель, никак не более! Прошу простить…

– Михайла, ты лукавишь. Господа! Михаил Фёдорович поёт – и превосходно!

Михаил вздрогнул и обернулся, стиснув кулаки.  Каналья Пушкин!

А Пушкин, будучи весь вечер на вторых ролях, явно страдал. Он против собственной натуры, был вынужден держаться непривычно скромно… Зато теперь поэт будто расцвёл:

– Господа!  На наших поэтических собраньях Михаил Фёдорович неизменно пел – гимн и застольную. По части голоса никто даже не брался с ним тягаться. Алин, вы правы, – чудный, редкий баритон. – В прищуренных глазах Сверчка плясали черти…

Все гости чрезвычайно оживились и дружно взялись аплодировать. И Михаил, совсем убитый, поднялся. Екатерина, старшая из барышень, – темноволосая, с гордой осанкой, стояла у рояля. Подождала, пока он робко подошёл.

– Но, право, я не знаю…

Она взглянула на него с загадочной улыбкой, потом сказала ласково и очень тихо:

– А если нам исполнить что-нибудь дуэтом? Но что? А впрочем, вы сегодня что-то говорили про мельника и скрипку… Вы знаете ли «Мельник и ручей»? (романс Ф.Шуберта на стихи Мюллера/ Изюмова – прим.)

В ответ Михаил лишь кивнул с благодарностью.

Она грациозно присела к роялю и, поднимая крышку инструмента, опять взглянула на него. И всё лицо её – глаза за тёмными ресницами, слегка раскрытые в улыбке губы, всё говорило:

– Верь мне.

…Екатерина сыграла аккорды вступления. Потом, закинув голову и снова встретившись с ним взглядом, вступила голосом сама.

– « Где в страданьях сердце навеки замрёт,

Там лилии нежный цветок растёт…»

Юноша-мельник рассказывал лесному ручейку о своей горестной любви.

Возможно, голос Катерины и не был столь силён, как у сестры. Но тембр – невероятно чувственный, проникновенный, взял его за душу. Лесной ручей – красивым чистым баритоном – растроганно ответил…

Глава 26. Доброта есть слабость

Не только искра, но особенное чувство таинства в духовном единении с женщиной, неведомое раньше Михаилу, разбудоражило его воображение.

Теперь он начал часто и охотно показываться у Раевских – вначале вёл беседы с генералом, потом шёл выразить своё почтение барышням. У барышень нередко заставал и Пушкина. Ту каверзную выходку на вечере Михаил конечно же Сверчку простил. Однако часто замечал в себе по отношению к тому досадливое раздражение. Он подавлял его, как только мог, подчёркнуто выказывая дружелюбие…

Все барышни Раевские вели себя при Михаиле одинаково радушно – и в меру сдержанно, и в меру благосклонно. Екатерина тоже, как и все, держалась с ним приветливо – не более, чем остальные сёстры. И – ни намёка, ни малейшего посыла. Сам Михаил испытывал по отношению к Екатерине желание находиться рядом. То было сродни притяжению, противиться которому не было возможности, но более того – и не хотелось вовсе.

Тем временем, в семействе приближалось торжество. Ко дню рождения Софьи Алексеевны, в доме Раевских был назначен бал.

Конечно, Михаил готовился заранее. Заблаговременно распорядился о цветах, с особенным пристрастием выбрал подарок.

В тот вечер он уже собрался ехать в дом Раевских, когда из части, на его квартиру явился адъютант. Тот был хорошим офицером и честным малым, и не позволил бы себе тревожить командира без нужды. Прибывший доложил, слегка конфузясь: наперекор недавнему приказу Михаила о запрещении в дивизии любой физической расправы, и пользуясь его сегодняшним отсутствием, по личному распоряжению полковника Н-ского проводят палочное наказание пятерых солдат.

Взбешённый Михаил, в парадном, по случаю бала, мундире, отправился в