Время остановилось для Вратко. Есть ли на этом свете более изощренное издевательство над человеком, нежели лишить его зрения? Вот так в одночасье отрезать его от красок жизни. Парень похолодел, представив, что должен ощущать Черный Скальд. Никогда викингу не увидеть крутой, поблескивающий бок морской волны, темно-зеленой в непогоду, лазурной под ярким солнцем, иногда серой, а иногда синей-синей, до пронзительности. Не увидеть неба, нежно-сиреневого на рассвете, багрового на закате, и бегущих облаков, то грязных, как нечесаная шерсть, то белоснежных, подобно лебяжьему перу. Для него теперь недоступны легкое трепетание листвы на ветру, волнующаяся трава на поляне, черно-сизые ягоды на заснеженных кустах терновника и алые гроздья рябин, «озерки» цветущего льна и глазки ромашек. Не следить викингу за стремительным полетом сокола и за парящими над водной гладью чайками. Не командовать ему больше боевым дреки, что, оскалив драконью пасть, венчающую штевень, стремится на врага, не идти впереди строя хирдманов с остро отточенной сталью в руке.

Тяжело утратить ноги или руки, оглохнуть или онеметь, но глаза…

Парень задохнулся от жалости, которая сменилась клокочущим гневом. Да что ж это за люди такие?! Рыцари? Где же ваша честь и доблесть? Монах? Разве этому учил Иисус Христос апостолов и людей, жаждущих света высшей истины? Да вы хуже зверей лесных! Медведь рвет когтями, волк вцепляется клыками, тур поднимает на рога, гадюка жалит… Но они не увечат врага нарочно, стремясь превратить его в жалкого калеку, беспомощного и несчастного.

— Ты живой? — нерешительно проговорил новгородец. Просто, чтобы сказать хоть что-нибудь. Чтобы Хродгейр не стоял неподвижно, словно прикрученный к дереву труп, брошенный на прокорм падальщикам.

Долго, очень долго Черный Скальд молчал. Вратко даже подумал было, что оправдались самые худшие его предположения. Подумал и покрылся липким холодным потом. Но тут губы хёрда дрогнули.

— Кто тут?

— Это я… — не сумел придумать ничего лучшего Вратко.

Но Хродгейру хватило услышать звук его голоса.

— Подарок Ньёрда? Ты? — Хродгейр попытался улыбнуться, но разбитые губы лишь искривились.

— Я! Я! — обрадованно закричал Вратко. Засуетился. — Сейчас… Сейчас я тебе помогу.

Пальцы словена шарили на поясе в поисках ножа. Только ощупав широкий ремень, он вспомнил, что не брал ножа взамен того, что когда-то подарил Вульферу. Тогда он вытащил меч и начал пилить веревку.

— Я рад, что вы живы… — прошептал скальд.

— Живы мы, живы, — трясущимися губами шептал Вратко. — И Мария жива, и даже Рагнар выздоравливает…

Громкий, исполненный боли крик, раздавшийся позади, заставил парня обернуться.

Сеча продолжалась, но…

Удача отвернулась от датчан.

Из темноты выбежали дружинники Модольва. В шлемах, кольчугах, прикрываясь щитами — спали они в доспехах, что ли? Люди Точильного Камня были вынуждены отступать, отмахиваясь от наседавших врагов. Сам Лосси отходил в числе последних. Его огромный топор порхал, как перышко. А около хевдинга данов вьюном вился тот самый норвежец, что убил Торда. Наскакивал, рубил по ногам, пытался обманным движением зацепить хотя бы плечо датчанина.

А кто же кричал?

Вратко пригляделся внимательнее и увидел воина, корчащегося в углях почти догоревшего костра. Датчанин это или норвежец, не сказал бы никто. Ругался он на общем для северян наречии и пытался выбраться из прожигающих одежду углей. Однако нога, должно быть перерубленная в схватке, волочилась безжизненной плетью и мешала ему ползти.

«И это люди Модольва дерутся без лучших своих бойцов: Белоголового хевдинга, Эйрика, берсерка Скафти Медвежья Шкура. Жарятся ли они в христианском аду или пируют в Вальхалле рядом с Одином?»

— Бей-круши! — кричали датчане, но уже без былого запала.

— С нами Бог! — орали в ответ норвежцы. — Deum de Deo, Lumen de Lumine![41]

Извергавшаяся из перекошенных ртов, обрамленных всклокоченными бородами и длинными усами, латынь звучала необычно. Как если бы они заговорили по-арабски или по-хазарски.

— Один! — отвечал им датский хевдинг, рыча от ярости: ну, никак он не мог зацепить верткого бойца, противостоящего ему, и все тут!

Меч и тяжелый нож мелькали, словно молния. Жалили в горло, грудь, живот, секли по ногам, метили в глаза… Вращая топор, будто хворостинку, Лосси успевал пока не только успешно отражать вражеские выпады, но и удерживал противника на расстоянии. Но для победы этого мало! Как говорил когда-то старый Сигурд: нет удара — нет победы.

— Режь веревки… — поторопил парня Хродгейр. Он не видел, что происходит на поляне, но наверняка по звукам мог догадаться о кипящем сражении.

— Ага! — кивнул Вратко и с удвоенной силой принялся елозить мечом взад-вперед.

Толстая конопляная веревка, разлохмаченная и отсыревшая, поддавалась плохо. А может быть, клинок был не слишком острым? Вообще-то новгородец смутно представлял, как нужно правильно точить меч, а никто не подсказал. Хотя, с другой стороны, рубить-то им можно. Викинги никогда не старались довести лезвие до такой остроты, чтобы бриться.

— Крепче стой! — кричал кто-то из датчан.

— Бей-круши! — отвечал ему гундосый голос Бьёрна.

— Deum de Deo! — орали норвежцы Модольва.

«Где же рыцари? Эдгар и тот, второй, смуглый… Если они сейчас ударят, датчанам не устоять. Размажут, расплющат и копытами разнесут… А они наверняка готовятся вступить в бой, — думал Вратко. — Это викинги могли в одежде и сапогах спать — вскочил, шлем на голову, меч в руки и в бой! А благородным рыцарям время нужно, чтобы облачиться в броню, на коня взобраться. И хотя для этого у них слуги с оруженосцами имеются, а в один миг не управиться. Никак не управиться…»

— Ты режешь, Подарок? — пошевелил разбитыми губами Черный Скальд.

— Режу, режу…

— Нож тупой, что ли?

— Мечом режу, — вздохнул словен. — Нет ножа. Не взял…

— Тогда руби. Мечом рубить надо…

— Ага. Точно! — Вратко укорил себя, что раньше не догадался.

Замахнулся, чтобы рубануть с плеча. Увидел… Нет, скорее почувствовал мелькнувшую за плечом тень. Развернулся и рубанул наотмашь.

Бородатый, разлохмаченный викинг поймал его меч на свой клинок. Откинул в сторону. Лягнул в колено.

Вратко успел отодвинуть ногу, и удар пришелся в середину бедра. Тем самым парень спасся от перелома, но его повело в сторону. Пришлось сделать пару шагов, чтобы не свалиться.

Остановившись, словен поднял глаза и успел заметить хищный высверк лезвия, летящего прямиком в голову Хродгейра. Парень устремил свой меч наперерез. От столкновения клинки зазвенели, разве что только искры не брызнули. Кисти заныли, ладони отозвались болью, а черен меча едва не вырвался на свободу.