— А почем мы знаем, что там нас саксы не ждут? — снова встрял плешивый.

— Ждут. Обязательно ждут, — не стал возражать словен. — Но всего один и настроен он дружелюбно.

— Ты стал труслив, как заяц, Бьёрн! — покосился на болтуна Лосси. И снова обратился к Вратко: — Мы выйдем отсюда, ворлок. Не самое лучшее место… — Он поёжился. — Но ты ответишь на мои вопросы. И постараешься, чтобы ответы мне понравились.

— Мои ответы — не марка серебра, чтобы всем нравиться, — пожал плечами новгородец. — Могу пообещать, что скажу тебе правду. А там решишь для себя — друг я вам или враг. Годится?

— По рукам! — впервые за время разговора Точильный Камень улыбнулся. — Пошли!

Выбравшись из-под каменных сводов, Вратко первым делом окликнул старого сакса:

— Вульфер! Вульфер, ты где?!

Ответом была тишина.

Уже совсем стемнело. Туман отражал отблески факела, играя всеми оттенками красного: от багрового до ярко-алого. Мутно-белесая стена приступала совсем близко… Ну, как тут дорогу найти! И старик запропастился куда-то…

— Вульфер!

Тишина…

— И где же твой свидетель, ворлок? — Лосси шагал еще неуверенно, но уже гораздо ровнее.

Его хирдманы выбирались, поддерживая друг друга, опираясь на оружие, хватаясь руками за стены подземного хода. Кто-то, вдохнув полной грудью сырой, но все-таки свежий воздух, садился прямо там, где стоял. Другие с наслаждением впитывали и сырость, и холод — ведь это запах спасения и свободы.

— Откуда я знаю? — Парень развел руками. — Он — вольный человек. Хочет — приходит, хочет — уходит.

— Как селедка, — усмехнулся Бьёрн. — Хвостом махнул и поплыл… То в море, то во фьорд.

Викинги негромко засмеялись.

«Ну, если хохочут, значит, не пропадут, — подумал Вратко. — Для урманов смех — первая радость в жизни… Нет. Вторая. Первая — голову кому-нибудь с плеч снести. И кажется, с моей головы они сейчас и начнут…»

— Вот скажи, ворлок, что мне с тобой делать? — Лосси держал топор наперевес, прижимая к груди, как мать новорожденного младенца. — Я познакомился с тобой нынешним летом, но с тех пор удача развернулась ко мне задом. И лопни мои глаза, если это тот зад, который может соблазнить мужчину. Я уже жалею, что ввязался в поход Харальда Сурового. Ни денег, ни славы не добыл, а почти всю дружину потерял. И корабль… — Лицо Точильного Камня на мгновение страдальчески сморщилось. — Мой дреки… Мой «Жрущий ветер». Где он теперь, ворлок?

— Я-то тут при чем? — Вратко развел руками. — Разве я уговаривал тебя плыть на Оркнейские острова?

— Мои неудачи начались, когда я повстречал тебя, — угрюмо повторил викинг.

— Ну, извини… И позволь мне сделать так, чтобы встречей со мной они и закончились.

— Я тебе не верю. — Лосси перехватил топор покрепче. — Знаешь, что мне хочется сделать?

— Догадываюсь.

— Разрубить тебя на две половинки. А потом еще на две. Да разбросать их подальше одну от другой. Знаешь зачем?

Новгородец молчал, прикидывая, в какую строну лучше убегать, если датчанин от слов перейдет к делу.

— Не знаешь? Так я скажу, — продолжал между тем Лосси. — Чтобы части твоего тела не срослись вместе, послушные чародейским заклинаниям, а душа твоя вечно блуждала во мраке и холоде Нифльхеля!

Его хирдманы одобрительно переговаривались. Двое или трое, выглядевших покрепче прочих, потянули мечи из ножен.

«Сделает хоть шаг в мою сторону, побегу! Чего-чего, а догнать меня будет для них трудновато. Какое-никакое, а преимущество… Эх, втравил меня Вульфер в дельце! А сам удрал. И не попрощался даже. Вот и думай, что знаешь человека…»

Седой волк бесшумно выступил из тумана и остановился между Вратко и датчанами.

Новгородец услышал глухой рык, увидел вздыбленную шерсть на загривке зверя и вполне мог представить себе, как сморщивается верхняя губа, обнажая длинные, чуть желтоватые клыки.

Лосси отшатнулся. Лица его дружинников побелели как полотно.

— Да ты и правда ворлок… — протянул плешивый Бьёрн.

Вратко приосанился, бросил ладонь на рукоять меча. Турс его знает, откуда приходит этот волчара, но он не враг. Это точно. Значит, нужно пользоваться его помощью и поддержкой. Чтобы спасти Хродгейра, ничем пренебрегать нельзя.

— Вы слишком много толковали, что я ворлок, — проговорил парень. — И ты, Лосси Точильный Камень, и епископ Бирсейский, и монах Бернар. Так долго, что я и сам в это уверовал. Уверовал и начал колдовать по мере сил. Знаешь, получается неплохо…

Датчане хмурились, но слушали. Наброситься не пытались.

— Ты зря ставишь мне в вину проигрыш у Стэмфордабрюгьера. Если ты помнишь, многие скальды говорили тогда свои стихи. И я тоже. Ведь сам Харальд Сигурдассон просил меня об этом. Смог бы ты, Лосси-датчанин, отказать великому конунгу? Я говорил вису, и бой начал поворачиваться в нашу пользу. Ты помнишь это? Саксов отбросили от строя, «Опустошитель земель»[37]пошел вперед, на врага… Победа уже улыбалась норвежскому войску. Ты помнишь это, Лосси-датчанин?

— Помню, — коротко ответил викинг. — Но я помню и…

— Правильно! Ты помнишь и развязку. Ту шальную стрелу, что сразила Харальда Сурового. Отвагу и решимость, забурлившие в сердцах саксов, когда они увидели, как пал величайший воитель северных земель. Ты это помнишь?

— Да! Помню!

— Тогда знай, что виной нашему поражению был отец Бернар, вероломный монах. Он приплыл в Англию с войском Харальда, но желал победы саксам. Здесь ему передали священную реликвию римской церкви — ноготь Иисуса Христа. Он читал над ней молитву и тем самым свел на нет мое заклинание.

— Складно болтаешь… — протянул Лосси.

— Откуда он это знает? — буркнул рыжебородый викинг.

— Я знаю это от самого Бернара. После боя он захватил в плен меня и Марию Харальдовну, дочь конунга.

— Она здесь откуда взялась? — Брови датского хевдинга полезли на лоб.

— Тайком приплыла на «Слейпнире».

— Кто в здравом уме поверит в такую чушь?! — воскликнул Бьёрн.

— Хочешь поговорить с королевной? — решил добить его Вратко. — Пусть она подтвердит — прав я или нет!

— Ты уже обещал нам свидетеля! — возразил плешивый. — Не этот ли волк твой свидетель?

— А если и он?

— Как нам проверить твои слова? — рассудительно произнес Лосси. — Ты то обещаешь свидетеля, то говоришь, что он куда-то сбежал. То рассказываешь о Марии Харальдсдоттир, что она в плену у саксов…

— Не только у саксов. Модольв-хевдинг по кличке Белоголовый тоже заодно с монахом.