вижу центр и отшиб, вижу дом света на холме и кладбище, на котором возлежит спрут, высасывающий жизненные силы из жителей города. Я понимаю, что это мультипликатор моих мыслей, иллюзий, страхов… Я осознаю, что теперь он добрался до редких снов и теперь, возможно, мне вообще лучше не ложиться, чтобы не видеть его кошмары, что тот настойчиво пихает мне в виде сновидений.

Я – загнанный в угол.

Мне должно быть страшно, но я не боюсь. Я был бы напуган в том случае, если бы мне было, что терять, но терять нечего и некого. Все, что у меня есть – это настоящее имя, которое произносят, которое практически не называется вслух и которое редко фигурирует в документах.

Я практически призрак.

Условное существо в оболочке живого человека. Условный киборг с искусно написанным искусственным интеллектом. Условная кукла-марионетка с вселенной в нее душой. Просто условность, которая возникла в жизни, для того чтобы кто-нибудь выполнял эту работу…

– Хорошо, что я не спускаюсь вниз, разрезая воздух своим телом под действием притяжения, – вот о чем я думаю на самом деле. – Еще рано… Еще не настало время прощаний.

Я в последний раз смотрю туда, вниз… Я ловлю себя на мысли о том, что смотрю на землю, раскинувшуюся подо мной, как на дно могилы, местами затопленное, местами сухое, местами в снегу и скованное льдом. Я все это уже видел сотворенным своими руками, но теперь… Теперь это приняло какой-то глобальный объем.

– Неужели мы уже все мертвы? Мертвецы, скинутые с небес в эту могилу, где мы гнием? – думаю я.

– Нитка на нитку, спиралью связаны линии жизней в блике последнего взгляда… Город – колония, мы в ней муравьи, ниточками-нитями все связаны, переплетены… Кверху дном перевернулось все. Прошлое, что будет и сейчас, в плотный канат сплетено. Тихо-тихо, все это сон… Он весь мир ведет к концу времен, – вспоминаю я песенку чертенка.

– Может быть, мы уже закончились, умерли? – появляется странная мысль.

– Завязывай, – темная материя начинает свое движение. – Завязывай нести чушь и двигай поршнями. Иначе мы никогда не закончим начатое.

Ноги сами начинают нести меня вперед, и я иду, позади оставляя кровавые следы ступней, стертых и порезанных о камни.

– Сколько же времени прошло? Когда это путешествие будет окончено? Или же я умер? Ведь я мог скончаться в тот момент, когда тот меня заметил. Все это могло быть приступом белой горячки на основе дряни, которую я пил этим вечером… А потом я, мой мозг, просто сгорел…

В этот момент я услышал крик.

– Эй! – прозвучало справа от меня. – Ээээй! Постой!

Какой-то парень бежал ко мне и махал рукой. Это было так странно… Я сразу понял, что он здесь гораздо больше времени, чем я.

– Ты реально здесь? – бросил он мне вопрос, находясь в нескольких метрах от меня. – Не глюк, реальный человек, да? Пойми, просто я здесь гуляю очень давно и д… Погоди… Не ты ли сегодня сидел на посадке?

– Где?

– Ну, в баре «Посадочная полоса», – сказал он, и я вспомнил этого мимолетного персонажа.

– А как ты здесь очутился? – спросил он.

Решив, что сама по себе сложившаяся ситуация уже отдает маразмом, я ответил честно:

– Мне привиделся чертик, который, по всей видимости, закинул меня сюда.

– А что было до этого?

– В смысле? – вновь не понял я.

– Ты нигде больше не был? Столпотворение…?

– Столпотворение? – спросил я, и в следующий миг до меня дошло. – Подожди… Ты знаешь, где мы?

– Видимо, тебя сразу закинуло сюда каким-то образом, – сказал он и задумался.

– Сюда – это куда? – переспросил я.

– На пустошь мыслей, – ответил он и повернул голову в сторону строения, возвышающегося впереди.

– А это что за… ?

– Вавилон, – сказал парень на печальном выдохе. – Но, по всей видимости, он недостижим.

– А как ты здесь оказался? Как мы здесь очутились? Почему? – я начал сыпать вопросами.

– Да, хрен знает, – сказал парень, и в воздухе повисла тишина.

– Не верю. Ты знаешь об этом месте намного больше, вот только говорить не хочешь.

– Даже если так, какая разница?

– Разница в том, что, узнав, как я попал сюда, я смогу выбраться отсюда.

– Может и сможешь, – говорит он грустно. – Может, ты даже сюда больше никогда не вернешься.– А, может быть, навсегда останешься здесь вместе со мной, и, каждый раз засыпая, будешь оказываться здесь и бродить. А ведь идти, кроме как к Вавилону, больше некуда!

– Ты здесь так долго? – спрашиваю я, вдруг осознав безысходность положения этого парня. – Часто встречаются попутчики?

– Нет, – сухо и коротко отвечает он, – Но благодаря таким персонажам я верю, что однажды сюда больше не вернусь.

– Кто обычно здесь оказывается? – спрашиваю я, но тот молчит.

– Втащи ему по щам, – первый голос.

– Втащи с локтя по щам, – второй голос.

– Так, чтобы разбить ему рот,– третий.

– Чтобы он понял, кто хозяин ситуации, – четвертый.

– В этом нет смысла, – неожиданно спокойно, неожиданно взвешенно, неожиданно адекватно говорит пятый голос.

– Ладно, – говорю я. –Ты сказал «Засыпая будешь оказываться здесь», так?

– Да, – вновь сухо и коротко отвечает парень.

– То есть сейчас нам надо проснуться?

– Агась.

– Где тот пролом в поверхности? – думаю я. – Я должен нырнуть туда, и тогда, от шока, я проснусь в своей лачуге.

– Даже не пытайся, – вдруг начинает говорить парень. – Все прыгнувшие возвращаются… Я уже устал прыгать… Думаю, если в реальности прыгну с парашютом, по привычке открывать не стану, думая, что вернусь в кукурузник.

Я выслушал его, но никак не отреагировал.

– Просто этот способ не подходит для тебя, – темная материя говорит от моего имени, обращаясь к попутчику.

– Стало быть, твой? – с издевкой говорит он.

– Возможно, – отвечаю уже я. – Возможно, и мой… Я должен самолично убедиться в этом.

– Знаешь, сколько было таких, как ты?

– Плевать…

– Все они возвращались к краю дыры в поверхности, а потом тупо пялились вниз.

Дальше мы идем молча. Но я продолжаю искать расщелину, чтобы прыгнуть в нее.

– А сколько ты уже здесь скитаешься? – спрашиваю я.

– Достаточно для того, чтобы сравнить это с заключением в одиночной камере, – отвечает попутчик, и между нами вновь повисает тихая пауза.

– Знаешь, – вновь начинает говорить он. – Я как-то читал одну статью про заключенных одиночных камер и карцеров. Там были представлены интервью тех, кто долгое время находился под стражей данного характера.

– И? К чему ты об этом?

– К тому, что я здесь практически как в одиночке. Кто-то посторонний появляется здесь крайне редко, и каждому я крайне рад. Ты пойми, я не знаю, как здесь все