проблем. Они кочуют из моих рук в белые, исписанные синими линиями капилляров руки девушки-снежинки, а после попадают к заказчику. Так происходит обмен, и через несколько секунд в рюкзак падают деньги школьников.

– Ты понимаешь, что это скопление обедов, ты понимаешь, что это целая вечность игровых часов и то малое время, что отведено другим людям, потраченное на зарабатывание этих бумажек? – с этим монологом черная материя будто бы выталкивает меня из тела, и я наблюдаю за тем, как оно собирает купюры и кладет их на дно сумки, и посыпает их дозами, упакованными в целлофан.

– Нет! К черту! – кричу я. – Я не хочу этого! Для меня это слишком! Сам я могу губить свою жизнь самыми изощренными способами, плевать! Я убивал и буду убивать… Я не сожалею об этом! Но я не могу убить ребенка! – вот что меня волнует в этот момент.

Но губы остаются недвижимыми, связки даже не напряжены. Я просто наблюдаю за собой со стороны. Мне противно это зрелище.

– Слишком поздно чтобы отступить, – посмотрев на меня, отвечает тело. – Если ты уйдешь сейчас, твоим действиям не будет никакого оправдания. Это наша общая задача… Остановить это безумие, – телом, как марионеткой, управляют мои голоса, и лишь темная материя говорит со мной, стараясь донести мысль, успокоить и вернуть на прежнюю траекторию движения.

Отдаю пакетики, а внутри все сворачивается. Мне плохо от самого осознания того, что я делаю. Теперь я опустился на самое дно. Ниже меня ждет только смерть, что уже много лет идет хвостом за мной, которая следует за мной немым спутником и забирает встречных, но пока что не хочет забрать меня.

– Вот и хорошо, а теперь идем со мной, – веселым голосом произносит спутница.

Она улыбается улыбкой, полной света и тепла! Но помимо этого есть что-то еще…

Мы заходим за угол. Она снимает с плеча свою маленькую сумочку.

«Странно,» – думаю я, потому как раньше я не замечал этот ее аксессуар.

Она лезет внутрь и достает оттуда портсигар. Открывает его и достает длинный патрон, заряженный до отказа.

– Это особая трава. Только так я могу на время заглушить боль, – говорит она в тот момент, как в ее руках появляется зажигалка. – У меня рак. Но об этом знает только мой врач… и ты.

– Что!? – хором все голоса.

– Мне осталось недолго, – продолжает она. – Всего несколько месяцев и это в лучшем случае.

– А как же?…

– Никак. Они не знают… И не должны.

– Но ты же?…

– Всегда под кайфом? Ты об этом? – спрашивает она.

– Да! – хором я и все голоса.

– Нет. Не всегда. Только когда становится совсем невыносимо.

– Но как вы с?…

– Как мы провернули это?

– Да! – вновь все вместе хором.

– Я написала официальное заявление, заверила все бумаги и так далее. Бюрократия, короче, понимаешь? Потом врач предложил выписать мне болеутоляющее, но я отказалась. Он выписал мне лечебный каннабис… Но он стоит денег.

– Ты хочешь сказать, что именно поэтому ты связалась с этими ублюдками? – спрашиваю я, и в этот момент ярость наполняет меня.

– Нет, не поэтому, – спокойно отвечает она.

– Так почему?! – я перехожу на крик.

– Потому, что я хочу дожить. Не довыживать, а дожить. Как рок-звезда! И уйти в бесконечность, в безызвестность, – говорит она, делая паузы на затяжки.

– Именно поэтому ты губишь других, гнида?! – взрываюсь я, и мои руки машинально хватают девушку за тонкую белую шею.

– Не для того, чтобы погубить или забрать кого-нибудь с собой, а чтобы сделать свои последние дни, недели, месяцы более терпимыми, – говорит она без малейшего страха, делает затяжку и выпускает дым мне в лицо. – Пойми, милый, если ты придушишь меня, если ты пустишь кровь по моей белой коже или сожжешь на костре, пританцовывая вокруг на своем проклятом кладбище, ничего все равно не изменится… Все равно в скором времени именно ты меня там и закопаешь. И, кстати, каждый делает свой выбор сам. Кому-то просто не хватает кайфа. Я в этом не повинна.

– Да ты сама постоянно сидишь на дозе! – злобно произношу я.

– Да. И занимаюсь сексом за дозу и за деньги на каннабис… И что? – спокойно говорит она. – Я даже спала с тобой, потому что ты мне понравился…

Мне становится тошно.

– Ты безумна, как этот город, – говорю я.

– Да, потому что я здесь родилась, – отвечает она. И я понимаю, что ничего не могу с ней сделать… Это нарушит мои планы.

– Поехали дальше, милый, – говорит она, и мы отправляемся на поиски такси. Найдя, она говорит следующий адрес, и мы едем туда. Это очередная школа, и очередной приступ злости скручивает меня, и в очередной раз темная материя, что не так давно поселилась в моих мыслях, выталкивает меня наружу и правит телом, позволяя мне только наблюдать. А по окончанию девушка вновь произносит слова о поиске такси, и все повторяется. Так мы посещаем еще три учебных заведения. Рюкзак практически пустой и она отдает мне короткий список.

– Там ты справишься самостоятельно, – говорит она. – Мне пора идти, милый.

Она подходит ближе, а затем приближается, чтобы поцеловать мои губы. Я скован, парализован, здравый смысл сопротивляется желанию.

– Это неправильно! – кричу я, не выходя за пределы мыслей, и тело поддается. В нескольких миллиметрах я беру верх над мышцами и отстраняюсь от девушки с белой кожей и огненными веснушками.

– Шалунишка, – улыбка появляется на ее губах и взгляд наполняется желанием и похотью… Но помимо этого есть что-то еще. Это не страх смерти, не жажда кайфа… Это что-то другое.

После этой сцены мы расстаемся, и каждый направляется по своим делам. Мы расходимся, и я чувствую облегчение. Оно связано со многими факторами: от отсутствия объекта запретного желания до присутствия постоянного раздражителя, по отношению к которому я чувствую лишь отвращение. И это все в себе сочетает всего один маленький человечек!

Остаток дня проходит в суете и беготне. Напоследок я заглядываю в свой любимый бар, беру бутылку – входной билетик на автомагистраль в рай и отправляюсь в лачугу. По пути на кладбище захожу в какую-то новую рыгальню, беру порцию китайской лапши на вынос и довольный возвращаюсь в пристанище. Здесь меня встречает уже ставшая родной обстановка не нищеты, но отчуждения. Обстановка отдаленности от мира, от людей, что этот мир наполняют… Чтобы не выплескивать в него свою мерзость, чтобы не заражать людей собой, своими идеями…

– Как это сделал кто? – первый голос особенно выделяет последнее слово.

– Сделал и канул в историю, – продолжает второй.

– А потом даже не его