Усмехнувшись, Эдам информировал кузена, что не собирается ради него связывать себя узами брака и что ему придется подождать еще пару лет, чтобы присоединиться к армии.

— К тому времени война кончится, — с досадой отозвался Перри. — Эдам, ты должен жениться.

Этим вечером, вытянув ноги перед горящим камином и потягивая лучший бренди Минстера, Эдам впервые серьезно задумался о браке.

Он не оставался холостым ради Перри — парень был слишком умен и честолюбив, чтобы ждать наследства кузена. Нет, Эдам не женился только потому, что ни одна леди не возбудила его интерес настолько, чтобы он захотел отказаться от свободы. Кроме одной.

Эдам отправил Фрэнклина по следу Десимы, потому что не смог найти сведений о ее брате ни в одном справочнике и что вежливая записка с благодарностью, полученная спустя три дня после ее отъезда, не имела обратного адреса. Тогда он не спрашивал себя, почему хочет разыскать ее, ну, как бы просто желал убедиться, что с ней все в порядке. Тот факт, что записка не оставляла в этом сомнений, был проигнорирован.

И вот теперь Эдам неохотно признавался себе в том, что ему не хватает Десимы. Не только его тело тосковало по ней, хотя это играло немалую роль. Он хотел узнать ее лучше, разговаривать с ней, слышать ее мелодичный смех, танцевать вальс и поддразнивать по поводу ее стряпни. Хотел вгонять ее в краску и при помощи лести выводить из внезапных приступов робости. Он хотел понять, была ли любовью эта незнакомая сердечная боль.

Разложенные перед ним бумаги указывали один ложный след за другим, и все они свидетельствовали о том, что Десима исчезла. Наконец он заподозрил, что она не назвала ему свою настоящую фамилию, а в таком случае даже сыщики с Боу-стрит[13]едва ли смогут ее разыскать. Казалось, что она, в отличие от него, не заинтересована в возобновлении их странной дружбы.

Встрепенувшись при звуке гонга, Эдам поднялся наверх, рассеянно припоминая, что тетя Минстер устраивала бал, отмечая не только появление первого внука, но и помолвку ее последней, младшей дочери Сильвии.

Спустившись к обеду, Эдам обнаружил, что прибыло еще несколько гостей.

Перри подошел к нему с недовольным видом.

— Все ломберные столы расставлены для виста, в который будут играть старые девы, Эдам, а нам придется танцевать весь вечер.

— Ну, найди себе хорошеньких девушек для флирта. Как насчет Оливии? Мы подойдем к ней, и ты сможешь попрактиковаться в искусстве обольщения, до известных пределов, разумеется.

Подозревая, что его поддразнивают, Перри затравленно посмотрел в направлении взгляда Эдама и облегченно вздохнул:

— А, Оливия Ченнинг. Я уверен, что она не проявит ко мне никакого интереса, пока ты рядом.

Эдам улыбнулся: малютка безусловно была во вкусе Перри — выражение скромности и робости на ее лице было особенно привлекательным.

Решительно взяв кузена за локоть, Эдам начал пробираться к гостям, когда их властно остановила тетя Минстер:

— Вот и ты, Перегрин. Перестань сплетничать с Эдамом об охоте, лошадях и о всякой чепухе и поговори с адмиралом. — Она взяла Перри под руку и отвела его в сторону.

Лишившись компаньона, Эдам подошел к Оливии, которая присела в реверансе.

— Милорд. — Она смотрела на него расширенными глазами; ее голос слегка прерывался.

Слишком молода, слишком робка и слишком малоросла, подумал Эдам. Ему внезапно припомнилась высокая леди с необычным характером, лет на восемь-девять старше этого ребенка. И матери не следовало одевать Оливию в платье с такими короткими рукавами — оно больше подходит замужней женщине. Но природная доброта Эдама одержала верх, и он решил постараться вывести девушку из ее напряженного состояния.

С его помощью Оливия, безусловно, ожила и повеселела, хотя Эдам заметил, что она постоянно смотрит на кого-то у него за спиной. Взяв Оливию за руку, чтобы отвести к обеденному столу, он оглянулся и увидел ее родителей. Все это время они явно внимательно следили за ней.

Обед оказался скучным, как и предвидел Эдам. Ему снова припомнилась высокая необычная леди…

Эдам решил искать путь к спасению. Оранжерея в тени пальм казалась пустой.

Подхватив бокал шампанского с подноса у проходящего лакея, Эдам скользнул как можно дальше в тенистую листву.

Теперь он, наконец, мог спокойно подумать о том, что ему делать со своими мыслями о Десиме. Шуршание юбок заставило его напрячься и отшатнуться. Сквозь листья Эдам увидел светлую голову и услышал сдавленное всхлипывание.

Это была Оливия. Эдам увидел ее со склоненной головой, со вздохом он полез в карман и нашел чистый носовой платок.

— Оливия?

Она театрально вздрогнула и уставилась на него.

— О, благодарю вас, милорд. — Когда Эдам вложил платок ей в руку, Оливия сжала его пальцы, и он оказался на скамье рядом с ней.

— В чем дело, Оливия? — Черт возьми, о чем говорят с плачущими девушками? — Ну-ну. — Эдам похлопал ее по плечу, жалея, что не может придумать, что делать. Привести ее мать?

Оливия снова всхлипнула и вдруг кинулась ему на грудь. Эдам неуверенно держал в объятиях дрожащую юную леди, лихорадочно соображая, как выпутаться из опасной ситуации.

При этом Обнаружилось, что платье девушки живет собственной жизнью и соскальзывает с плеч.

— Оливия, вы не должны… — Она смотрела на него с мольбой. На ресницах поблескивали слезы, нежные губы раскрылись. Эдам поцеловал ее целомудренным поцелуем, всего лишь желая утешить.

— Милорд!

— Эдам!

Вздрогнув, он повернулся, инстинктивно продолжая обнимать Оливию. Перед ним стояли ее родители и тетя Минстер. Оливия старательно поправляла корсаж, который совсем сполз.

— Ну, милорд, — шокированным тоном осведомился мистер Ченнинг, — чем вы, по-вашему, занимаетесь?

При этом его жена не могла сдержать выражение триумфа на лице.

Его поймали с помощью старейшего из трюков.

— Мистер Ченнинг. — Эдам поднялся, встав между ним и Оливией, которая отчаянно пыталась привести в порядок корсаж. — Я буду иметь честь побеседовать с вами завтра утром.

Эдам придал своему лицу внимательное выражение и заставил себя сосредоточиться на том, что говорит леди Бразертон. В течение четырех недель Оливия ежедневно отправлялась со своей кузиной Софи Бразертон в экспедицию за покупками.

По мнению Эдама, модные магазины занимали все время и мысли Оливии.

— Но вы же знаете, каковы девушки, — тем же снисходительным тоном продолжала хозяйка дома.

— Ну, у меня есть две сестры, — признался Эдам.