было чувств или целей. В один момент это была жизненная необходимость: источник тепла и безопасности; затем, без предупреждения, оно могло стать величайшим из врагов.

Я прошла через его болезненные объятия.

Я оставила его след на своей коже.

Я была наполовину пламенем, наполовину человеком.

И в каком-то смысле я это поняла. Ценила его исключительную цель, без каких-либо различий между злым и правым.

Мы стояли молча, каждый окутанный симфонией взрывов, сотрясающих ночь вокруг нас. И когда я наблюдала, как мой старый дом покрылся огнем, я почувствовала очищение.

Освобождение.

Я надеялась, что Артур тоже это почувствовал. Я надеялась, что он, наконец, начал путь к преодолению ненависти и поиску спасения.

Моя амнезия все еще играла с моими воспоминаниями, но я достаточно знала о своем праве по рождению, чтобы наши враги содрогнулись от ужаса перед грозной силой, которую мы с Артуром создадим.

Это было только начало.

Это было началом нашего правления.

Держась руками, я висела в объятиях Артура, снова отдавшись огню.

Только на этот раз я не сгорела.

Я сияла.

 

Глава восьмая

Килл

 

Я мог решить любое уравнение.

Я мог найти любую последовательность или схему.

Но когда дело дошло до понимания Клео Прайс, я был идиотом.

Она сказала, что хочет, чтобы я был ее другом. Тем не менее, когда я делал все возможное, чтобы оставаться в рамках дружбы, она требовала от меня большего. И когда я сказал ей, что хочу дать ей больше, но она была слишком молода, Клео больше не хотела быть моим другом.

Что она от меня хотела? И что еще важнее, чего я от нее хотел?

— Килл, шестнадцать лет

 

 

Держать Клео на руках было настоящей пыткой.

Для меня было триумфальной честью наблюдать, как наш старый дом растворяется в дыму.

Мне было одновременно и радостно, и грустно. Пришло облегчение, но я был напуган.

Теперь Клео в безопасности. «Кинжал с розой» был уничтожен. Но мой отец все еще был там... замышлял мою смерть, как я замышлял и его.

Эти игры в кошки-мышки должны прекратиться.

Я думал обо всех случаях, когда мог бы расправиться с ним. Мог убить его, как только выйду из тюрьмы. Но разве в этом была слава? Какая радость от легкой смерти человека, который заслужил агонию?

Я хотел заставить его заплатить.

Итак, я неустанно работал над планами и тщательно продумывал завоевания, думал над вариантами, чтобы поставить его на колени.

Я хотел, чтобы он страдал.

Хотел, чтобы умолял меня отрубить ему голову в качестве моей законной мести.

Это удовольствие принадлежало мне. Я владел им.

Так почему же мне казалось, что я снова подвел Клео?

Почему она заплатила еще одну чертову цену в моем стремлении к идеальной мести?

«Потому что теперь тобой правит нечто более глубокое, чем месть».

Клео затмила все. Она была моим Стрельцом, моей второй половинкой, моим лучшим другом. Я не только однажды подвел ее и преследовал нас с разницей в восемь лет, но еще и дважды пострадала от руки моего отца. Клео страдала больше, чем следовало бы, и все из-за меня и моей потребности свести счеты.

Я хотел забыть о своей цели — остановить гильотину, нависшую над нашим будущим, — потому что, если я этого не сделаю, если продолжу гоняться за смертью, то я не заслужил ее.

«Но я так чертовски хочу заслужить ее».

Пока готовился к смерти Рубикса, он готовил мою.

Двойные могилы.

Двойные убийства.

И если он выиграет, то заберет Клео.

«Этого, блять, не может случиться».

Речь больше не шла о моей потребности в совершенстве.

Речь шла о том, чтобы положить этому конец, чтобы Клео была в безопасности.

Не было времени на удовольствие или точность.

Война не надвигалась.

Она уже здесь.

 

Глава девятая

Клео

 

Мама научила меня наносить помаду и тушь.

Она сказала, что макияж можно использовать во всех формах войны. Сказала, что я могу использовать это против Артура. Чтобы заставить его склониться, заставить его споткнуться. Она сказала, что у меня есть вся власть. Но я не согласилась. Независимо от того, какое оружие я выбрала, не могла пробиться сквозь его стены. Я не могла заставить его признать правду. Он прятался за секретами, пытаясь защитить меня молчанием. Артур не понимал, что причиняет мне боль больше, игнорируя то, что было между нами, вместо того, чтобы столкнуться с этим и дать мне шанс.

— Клео, запись из дневника, тринадцать лет.

 

 

— Откуда у тебя эта машина? — спросила я, когда Артур осторожно посадил меня на бежевое кожаное заднее сиденье. Передние консоли сияли новизной, а на руле поблескивал логотип «Мерседес».

Артур одарил меня полуулыбкой, заправляя одеяло вокруг меня и убирая волосы с моих липких от крови щек.

— Без понятия. Это новое… приобретение Грассхоппера.

Я напряглась от полуправды.

— Он украл машину?

Его глаза сузились.

— Серьезно, после всего, что только что произошло, ты злишься из-за угона?

Пытаясь смягчить шок, я поддразниваю, улыбаясь:

— То, что у тебя есть деньги, не означает, что ты можешь взять все, что захочешь.

Он расслабился, свет вернулся в его напряженный взгляд.

— Я думаю, ты поймешь, что именно это означает иметь деньги. Посмотри — держу пари, это определение есть в словаре.

Закатив глаза, я вздрогнула, когда у меня в голове забилась пульсация.

«На заметку: не закатывай глаза».

— Что, ты хочешь поспорить со мной? — я не отводила от него взгляда.

Было так приятно просто быть... насладиться крошечной передышкой нормальной жизни.

«Сколько времени прошло с тех пор, как меня забрал Рубикс?»

Время казалось одновременно и длиннее, и короче.

Последние восемь лет казались несущественными вместе с каждой секундой, что мы были порознь. Яркость вошла в мою жизнь только тогда, когда Артур был в ней.

— Я ставлю… — его голос затих, мысли вспыхнули, как цвета, в его взгляде. — Я ставлю на оргазм.

— Что? — я хихикнула, не обращая внимания на свою пульсирующую голову.

— Ты слышала меня, — Артур взглянул на мои губы. — Я покажу тебе, что богатство означает, что ты можешь иметь все, что хочешь. Если я ошибаюсь, и ты выиграешь, я подарю тебе лучший оргазм, который у тебя когда-либо был. Я подчинюсь, что бы ты ни попросила. Я