— Да, верно, — сказал я и легонько хлопнул рукой по животу. — Но я больше не могу. Спасибо.

Мы сидели на открытой террасе за двумя сдвинутыми вместе белыми пластмассовыми столами. Террасу окружал довольно высокий парапет из имитации дикого камня, украшенной морскими раковинами и окаменелостями. Барбекю помещалось в нише парапета и даже имело вытяжку в форме дымовой трубы, облицованной черепицей. Однако, невзирая на вытяжку, густой и жирный запах сардин висел между нами в воздухе, словно дым пожара. Этот запах липнул ко всему и вся — к одежде, к волосам, к виноградным лозам и листьям пальм над головой. Я-то надеялся, что будет мясо. Молодая баранина или свинина. На худой конец хоть куриные ножки. Сардины я терпеть не могу. Не сардины из банки, где все косточки уже растворились в соусе, а свежие, которые дольше очищаешь от костей, чем ешь. Думаешь, что извлек все мелкие кости, но с каждым куском во рту обнаруживается еще десятка два. Они коварно застревают в деснах и в нёбе, а не то и в горле. Вдобавок запашок. Вернее, вонища. Вонища, которая, по крайней мере, предупреждает меня, что от подобной еды лучше бы держаться в стороне. Иначе вонища надолго пристанет к пальцам. Засядет под ногтями. Одежду можно сразу отправлять в стирку. И голову надо вымыть. Но и тогда останется отрыжка, которая всю ночь и следующее утро будет напоминать, чтó ты ел накануне вечером.

— Вера? — Теперь Ралф обращался к матери Юдит. — Надеюсь, ты меня не разочаруешь?

Я впервые услышал, как ее назвали по имени. Волосы у нее были седые, коротко подстриженные. Практичная прическа. Вера, мысленно повторил я. Такая стрижка под стать скорее кому-нибудь по имени Теа или Риа. Лицо миловидное, но пустое, морщин для ее возраста немного. Практичная, здоровая женщина, которая, по всей вероятности, вела порядочную жизнь, без особых излишеств, и после одного бокала белого вина она уже начала клевать носом. Я с минуты на минуту ожидал, что она закончит трапезу, извинится и отправится к себе.

Вскоре после нашего приезда Юдит устроила нам экскурсию по дому. На втором, и самом просторном, этаже находились гостиная-столовая, кухня и три спальни. Даже без объяснений Юдит было нетрудно угадать, где чья спальня. Комнату с двуспальной кроватью и стопками книг и журналов на ночных столиках занимали она сама и Ралф; чуть меньшую комнату с двумя узкими кроватями, где на полу валялись одежда, обувь, теннисные мячи и очки для подводного плавания, — Алекс и Томас; самую же маленькую, с односпальной кроватью, — ее мать. Не знаю почему, но на пороге именно этой комнатки я немного задержался, тогда как Юдит и Каролина вернулись в гостиную. Помещение почти пустое, ни дать ни взять монашеская келья. На спинке единственного стула висела коричневая безрукавка, под стулом аккуратно, мысок к мыску, стояли лиловые тапки. Стену над кроватью украшал рисунок углем — рыбачья лодка на прибрежном песке. На ночном столике — фотография в рамке; во всяком случае, я решил, что это фотография, хотя рамка была повернута ко мне обратной стороной. Я прислушался к голосам Юдит и моей жены. Вообще я бы смог. Смог бы сделать два шага вперед и посмотреть, кто (или что) там на снимке, но не стал. Позднее, успею еще. Времени вполне достаточно. На фасаде дома было большое окно — во всю стену гостиной. Из него открывался вид на дюны, составлявшие здесь береговую линию, но заслонявшие само море. Мебель гостиной в основном красотой не отличалась. Зеленая банкетка и два зеленых же мягких кресла, причем сразу и не поймешь, из чего сделана обивка — из кожзаменителя или из пластика. Низкий ротанговый столик со столешницей матового стекла. Обеденный стол из какого-то массивного темного дерева, спинки таких же стульев обиты красным плюшем.

— Дом принадлежит англичанам, — сказала Юдит.

В нижнем этаже размещались гараж и обособленная, не сообщающаяся с остальным домом, квартира с отдельным входом. Ее занимали Стэнли и Эмманюель. У меня была слабая надежда, что нас проведут и по этой квартире, но Юдит лишь приоткрыла входную дверь и что-то крикнула внутрь, после чего на пороге появился Стэнли. Бедра он обернул белым банным полотенцем, спускавшимся ниже колен.

— Эмманюель принимает душ, — сказал он.

Я окинул взглядом его обнаженный торс. Живот вполне подтянутый для его возраста. Подтянутый и загорелый. Но сама кожа тусклая. Волосы на груди и под пупком почти белые.

— Приходите! Выпьем чего-нибудь, — сказала Юдит.

В заключение мы прогулялись по саду. Вдоль боковой стены дома тянулась крытая веранда, где стоял стол для пинг-понга. Над гаражной дверью висела баскетбольная корзина. На незамощенных участках земля в саду была сухая, бурая, почти красная. Небольшая лесенка вела с террасы к бассейну.

— Может, хотите сперва искупаться? — спросила Юдит.

Мы с Каролиной переглянулись.

— Да нет, пожалуй, попозже, — ответила Каролина.

Бассейн имел форму восьмерки. Посередине — каменный островок меньше метра в поперечнике, из которого била вверх тонкая струя. В воде плавали надувные матрасы, резиновые круги и зеленый надувной крокодил с ручками по обеим сторонам морды. В дальнем конце, в самой широкой части восьмерки, — трамплин для прыжков.

— Вот здесь мы в основном и проводим время, — сказала Юдит. — На пляж их силком выгонять надо.

В эту минуту из дома выбежали Лиза и Томас. Младший сын Юдит не притормозил, когда очутился на краю бассейна. Вроде как до последней секунды не мог решить — нырять или падать. Наполовину падая, наполовину скользя по мокрым плиткам бортика, он в туче брызг рухнул в бассейн.

— Томас! — воскликнула Юдит.

— Давай, Лиза! Давай! — закричал мальчуган, размахивая руками. Нам пришлось отступить на несколько шагов, чтобы не вымокнуть. — Лиза! Лиза! Давай!

Моя младшая дочка на миг задержалась на краю бассейна, потом бросилась в воду.

— Лиза! — окликнула Каролина. — Лиза, а где Юлия?

Лиза влезла было на крокодила, но Томас немедля опять стащил ее в воду. Вынырнув, она переспросила:

— Что ты сказала, мама?

— Где Юлия?

— Не знаю. По-моему, они в доме.

После сардин настал черед ската. Он был такой огромный, что занял почти всю решетку жаровни. Дыма прибавилось. На железном столике возле барбекю у Ралфа стояла миска с другими дарами моря. Большей частью вроде бы с каракатицами. Всевозможных видов: и с белыми округлыми телами и «ловчими руками» впереди, и напоминающие формой гриб, из-под шляпки которого гроздью свисают щупальца, и похожие на осьминогов, с пресловутыми присосками на длинных щупальцах, свисавших через край миски.

— За рыбой мы ходим в деревенскую лавочку, а они скупают улов прямо у рыбаков, — сообщил Ралф, ладонью отгоняя дым от лица. — С улицы нипочем не догадаешься, что это лавочка. Прилавок закрыт рольставнем, знаете ли, и поднимают его, только когда завозят рыбу. Свежéе нигде не найдешь.

Я украдкой пытался извлечь кость сардины, которая неловко застряла в нёбе за передними зубами, и пробурчал в ответ что-то невразумительное. Поскольку же сидел я ближе всех к барбекю, большая часть дыма мне и доставалась, прямо в лицо. Дым от ската вонял не так сильно, как дым от сардин, только вот аппетит у меня все равно уже пропал. Я еще раз наполнил свой бокал белым вином, сделал большой глоток. Пополоскал рот вином, одновременно стараясь кончиком языка подцепить застрявшую кость, но лишь несколько раз больно уколол язык.