Значит ли это, что Гитлер планировал войну уже в 1930-х? Этот вопрос, несомненно, является самым спорным в истории нацистского государства тех лет. Предметом полемики чаще всего становится документ, известный как «протокол Хоссбаха»[7]. Полковник Фридрих Хоссбах, военный адъютант Гитлера, вел протокол заседания рейхсканцелярии от 5 ноября 1937 года, в котором принимали участие главнокомандующий военно-воздушными силами Герман Геринг, главнокомандующий сухопутными войсками Вернер фон Фрич и главнокомандующий военно-морскими силами адмирал Эрих Редер, военный министр рейха фельдмаршал Вернер фон Бломберг и министр иностранных дел барон Константин фон Нейрат.

Согласно записям Хоссбаха, Гитлер открыл собрание речью, напыщенной до крайности: «Фюрер с самого начала объявил: предмет настоящего обсуждения столь значителен, что в иных странах ему посвятили бы отдельное заседание кабинета министров в полном составе, но он, фюрер, решил не выносить этот вопрос на обсуждение более широкого круга членов рейхскабинета именно из-за его необычайной важности. К такому выводу фюрер пришел в итоге тщательных размышлений и четырех с половиной лет пребывания у власти. Он пожелал изложить присутствующим свои основные идеи касательно дальнейшего развития государства в сфере внешней политики и обусловленных ею требований, а также попросил, в случае его кончины, рассматривать эту речь как завещание и последнюю волю»13.

Уже в этих нескольких строках нам открывается истинное лицо Гитлера как политика: мы видим его недоверие к правительственным заседаниям, а также страх перед лицом преждевременной смерти, которая обманом отберет у него славу. Также видим: Гитлер считал себя одной из важнейших фигур во всемирной истории.

Как пишет далее Хоссбах, Гитлер сообщил, что, по его мнению, Германия не сможет поддерживать самообеспеченность, «учитывая запасы продовольствия и состояние экономики в целом», без расширения нынешних границ государства – рейху необходимо новое Lebensraum, пространство для жизни, искать которое нужно на территории Европы. Однако, ни словом не упоминалась кампания против России. Напротив, Гитлер планировал ввести войска на территорию Чехословакии не позднее 1943–1945 годов и присоединить Австрию, даже рискуя развязать войну с западными державами, поскольку после указанных сроков относительная сила Германии лишь пойдет на спад.

Во время Нюрнбергского процесса протокол Хоссбаха предстал в качестве доказательства того, что уже тогда у Гитлера имелся подробнейший план дальнейших захватнических действий. Разумеется, сложно согласиться с этими обвинениями, хотя бы потому, что Россия ни разу не упоминается в этом документе. Некоторые специалисты считают, что Гитлер намеренно не называл этой страны, чтобы «не встревожить слушателей»14. С другой стороны, историк А. Дж. П. Тейлор полагал, что протокол Хоссбаха излагает, по сути дела, «пустые мечтания, не имеющие касательства к тому, что последовало в действительности»15. По его мнению, данный документ – довольно спорная, «щекотливая тема». Однако недавнее изучение документов, недоступных Тейлору (например, полного корпуса дневников Геббельса), ясно свидетельствует: Гитлер прекрасно понимал, что мирным путем ему не получить желаемого. Но, даже не прочитав ничего, кроме полного текста протокола Хоссбаха, вряд ли примешь гитлеровскую речь за разглагольствования обычного пустого мечтателя. Нельзя сказать яснее и понятнее: «Цель германской политики – обеспечить безопасность расовому сообществу, сохранить его и умножить численно. Таким образом, речь идет о проблеме жизненного пространства… Для Германии вопрос стоит так: где возможно добиться наибольшей пользы с наименьшими усилиями? Германский вопрос разрешим лишь путем насилия, а этот путь неизменно сопрягается с риском». Протокол едва ли можно назвать «подробнейшим планом» военных действий, но агрессивные намерения по отношению к соседним государствам в нем совершенно очевидны. Настаивая на такой внешней политике, Гитлер ставил весь остальной мир перед очень простым выбором – капитулировать или сражаться.

В протоколе Хоссбаха зафиксировано еще одно важное политическое решение: в «истории любви» Германии и Англии теперь можно было смело ставить точку. На этом заседании Великобритания вместе с Францией рассматривались исключительно в качестве потенциальных противников, возможную реакцию которых на германскую агрессию необходимо было тщательно проанализировать. Риббентроп давно уже пытался настроить Гитлера против Великобритании и по-прежнему не оставлял своих попыток подтолкнуть его к разрыву дипломатических отношений с этой страной. В 1938 году он написал Гитлеру следующее: «Я уже долгие годы пытаюсь установить дружественные отношения с Англией; достижение этой заветной цели принесет мне ни с чем не сравнимое счастье. Прося фюрера отправить меня в Лондон, я скептически относился к будущей своей миссии. Все же, помня о симпатиях Эдуарда VIII, стоило сделать последнюю попытку. Теперь я больше не верю в то, что мы когда-нибудь придем ко взаимопониманию. Англия не желает, чтобы мы построили в относительной близости к ее границам могущественное государство, которое станет постоянной угрозой для Британских островов»16.

О прохладном отношении со стороны Англии Гитлеру сообщали и другие источники. Так, в 1937 году Карл Бем-Теттельбах сопровождал военного министра фельдмаршала фон Бломберга в поездке в Лондон на коронацию короля Георга VI. Германская делегация воспользовалась возможностью и устроила переговоры с ведущими британскими политиками. Бломберг позднее рассказал своему помощнику о том, насколько его разочаровали результаты обсуждения ряда вопросов с Болдуином, Чемберленом и Иденом. Последний показался Бломбергу особенно «недружелюбным». Но королевская семья произвела на них гораздо более приятное впечатление, даже несмотря на отсутствие на переговорах отрекшегося от престола Эдуарда VIII, печально известного своей особой благосклонностью к новому нацистскому режиму. На банкете в честь коронации, устроенном в Букингемском дворце, Бломберг удостоился чести сидеть за одним столом с королевской четой, которая всячески пыталась показать, как сильно дорожит дружбой с новой Германией. К сожалению германской делегации, политики страны придерживались иной точки зрения, о чем Бломберг и сообщил Гитлеру по прибытии в Берхтесгаден. Бем-Теттельбах следовал за Гитлером и Бломбергом на почтительном расстоянии во время долгой прогулки по горам, когда фельдмаршал сообщал фюреру дурные вести. По пути назад, в Берлин, Бем-Теттельбах спросил военного министра, что же Гитлер ответил, узнав о сложившейся ситуации. «Ничего», – просто ответит тот. Но вскоре после этого случая Гитлер выделил дополнительные ресурсы на укрепление армии, что, по мнению Бема-Теттельбаха, «было ответной реакцией на коронацию».

Бломберг, разумеется, также вошел в состав доверенных участников заседания Хоссбаха. В своих мемуарах Хоссбах писал, что ни Бломбер, ни Фрич, главнокомандующий сухопутными войсками, не выказывали особого энтузиазма по поводу намерений Гитлера: «Своим поведением Бломберг и Фрич ясно дали фюреру понять, что не стоит ждать от них аплодисментов и одобрения – только взвешенных и объективных возражений. Уже тогда он понял, что оба его генерала откажутся принимать какое-либо участие в войне, которую мы собирались развязать»17.