Мы были вне закона, нам не у кого было искать защиты. Любой чистокровный австриец мог сделать с нами все, что заблагорассудится; наши же сограждане врывались в наши дома и выбрасывали нас на улицу». СС, охранные отряды, всячески поощряли этот произвол, особенно им понравилось одно мероприятие, устроенное австрийцами, – принудительная уборка улиц. «Помню, я тогда тоже драил улицы вместе со всеми, – рассказывает Вальтер Каммерлинг. – В тот день мне особенно запомнилось то, как прилично одетая женщина (сразу видно – не из числа необразованных пролетариев) стояла и держала на руках чудесную белокурую девочку, поднимая ее повыше, так, чтобы той было лучше видно, как нацистский штурмовик, парень лет двадцати – двадцати двух, избивает ногами старого еврея. Предполагалось, что несчастный должен был скрести мостовую, не опускаясь на колени, а лишь наклоняясь низко, до самой земли. Однако тот, в силу преклонного возраста, не удержался на ногах и упал – за что его тут же наказал эсэсовец. Все вокруг глумливо смеялись, будто перед ними разыгрывали уморительную сценку. Малышка смеялась вместе со всеми. Это потрясло меня до глубины души».

Сюзи Зейтц также рассказывает о том, как легко местные жители приняли идеи антисемитизма: «Не стану скрывать – евреев у нас всегда недолюбливали… Они всегда казались нам совершенно другими, не такими, как мы. Даже дома, в семейном кругу, мы рассказывали анекдоты о евреях, настолько сильна была наша неприязнь. Хотя нельзя сказать, что этот вопрос очень уж занимал нас – нет, у нас были свои дела, хотелось поиграть, побегать, просто побродить по окрестностям родного города. Но мы точно знали – для евреев наша земля никогда не станет родной». Так, Австрия, страна, где к евреям зачастую относились безо всякой приязни, стала настоящими охотничьими угодьями для охранных отрядов. Австрийских иудеев вынудили бежать из страны. После аншлюса, за шесть месяцев травли, устроенной Адольфом Эйхманном, Вену покинула треть проживавших там евреев. Эмигрантам пришлось оставить в Австрии все нажитое трудом добро. Нацисты же попросту прибрали его к рукам.

Генрих Гиммлер понял, что в будущем территориальная экспансия может наделить СС новой властью. В ноябре 1938 года он сказал своим генералам следующее: «Перед Германией лежит сейчас два пути – стать величайшей Германской империей или кануть в Лету. Чем усерднее вы, охранные отряды, будете выполнять свой долг, тем скорее фюрер построит эту великую империю, великий Германский рейх, величайшую империю всех времен и народов»22. Насилие, которое принесли с собой в 1938 году в Австрию эсэсовцы, символизировало начало правления нацистов в государстве. За пределами Германии бойцы СС чувствовали, что у них развязаны руки, а потому и намеревались орудовать, не зная пощады.

Германское Министерство иностранных дел купалось в лучах славы, принесенной успешным аншлюсом. «О присоединении Австрии тогда действительно мечтала вся нация, – рассказывает мне Манфред фон Шредер. – Популярность Гитлера достигла пика. Это событие праздновали все жители Германии, без исключения». По словам Шредера, эйфория охватила и самого фюрера: «Он был опьянен собственным успехом, который подстегнул его манию величия».

Вдохновившись бескровным аншлюсом, Гитлер обратил свой взор на Чехословакию. Он понимал, что в силу стратегически выгодного географического положения этой страны на карте Европы ему не удастся продолжить экспансию, не нейтрализовав чешских войск. Самым очевидным способом ослабить Чехословакию было подстрекать этнических немцев – их проживало в Судетской области более трех миллионов – к дальнейшему недовольству, поскольку эти немцы уже сами требовали себе куда более широких прав. Всего недели через три после своего триумфального въезда в Австрию Гитлер созвал в Берлине конференцию, на которой встретился с лидерами Судетской немецкой партии и сообщил, что намерен «урегулировать» их вопрос «в ближайшем будущем». Гитлер знал, что мировая общественность не позволит ему напасть на Чехословакию без повода, а потому, одобрив агитационную программу Судетской партии, направленную против чешского правительства, он не стал ничего предпринимать, позволив дальнейшим событиям развиваться без его непосредственного участия.

Правительство Чехословакии оказалось в отчаянном положении – ведь, по сути, страна возникла только после установления Версальской системы. Это сделало Чехословакию объектом ненависти и презрения со стороны нацистов, а огромное количество разрозненных национальных меньшинств только усиливало внутренний экстремизм. Однако справедливость в ненависти немцев к Чехословакии видели и некоторые иноземные государства, например Англия, которая даже выступила в поддержку судетских немцев. Так, 7 сентября 1938 года в газете «Таймс» появилась редакционная статья, автор которой призывал жителей Судетской области присоединиться к Германскому рейху.

Когда в Чехословакии обстановка с национальными меньшинствами накалилась до предела, британский премьер-министр, Невилл Чемберлен, попытался вмешаться, чтобы предотвратить назревающий кризис. Для начала он нанес Гитлеру два визита – 15 и 22 сентября. Спор разрешился на Мюнхенской конференции 29 сентября, где представители Италии, Великобритании и Франции приняли решение поэтапно сдать территорию Судетской области Германии в период с 1 по 10 октября.

Чехословацкий кризис позволил Британии увидеть настоящий стиль управления государством Гитлера. Чемберлен назвал фюрера «самой заурядной шавкой» изо всех, когда-либо встреченных в жизни23. Англичане и французы собственными глазами увидели вечные склоки, сумятицу, интриги, без которых правительство фюрера просто не могло существовать. Однако Мюнхенское соглашение Гитлера не устраивало. Он все не мог поверить, что Англия и Франция действительно пошли на разделение Чехословакии, ему казалось, будто его обвели вокруг пальца. В конце концов, он даже пожалел о том, что Геринг и Муссолини пошли на своеобразный компромисс на этой конференции. Манфред фон Шредер, который также присутствовал при подписании соглашения, буквально на следующий день после этого исторического события услышал от Гитлера следующее: «Они украли мою войну!»

Однако фюрер по-прежнему хотел заполучить всю Чехословакию. Хотя нацистам и отошла территория Судетской области вместе со всеми укреплениями и горами, служившими стране природной защитой, по мнению Гитлера, Чехословакия по-прежнему представляла угрозу. И тогда он решил прибегнуть к уже отработанной тактике и расшатать оставшуюся часть этого государства, подстрекнув национальные меньшинства к мятежу. Для этого он побуждал словацких лидеров добиваться полной независимости от остальной части Чехословакии. В целом это отвечало их собственным намерениям, и Гитлеру пришлось лишь немного подтолкнуть их в нужном направлении. Фюрер пригрозил словакам: если те не выполнят его пожеланий, он поспособствует тому, чтобы Словакия вошла в состав Венгрии. Это была дипломатия в духе социал-дарвинизма[9]: мы сильнее вас, и если вы не выполните наших требований, мы сотрем вас с лица земли. Международные соглашения, законы, взаимная поддержка правопорядка посредством таких учреждений, как Лига Наций, – все эти меры, по сути, защищают более слабые государства от сильных захватчиков. И Гитлер ушел от курса Бисмарка, выбрав радикальный путь агрессии. Прежде свою политику запугивания он предпочитал представлять в ином свете – якобы аншлюс произошел по желанию самих австрийцев, а судетских немцев и вовсе спасли от ущемления их естественных прав. Однако теперь фюрер решил открыть миру истинную философию нацизма, в соответствии с которой сильные попросту «порабощают» слабых.