школьным учителем. Она любила поговорить с Игорем Константиновичем о методах преподавания, в сам предмет, которым он занимался, при этом не вникала. Владимир Иванович, напротив, заинтересовался им и в свободное время подолгу дискуссировал на тему происхождения жизни на земле.

Эта тема благодаря Былинкину стала многим из сельчан интересна. Но прежде она затронула Владимира Ивановича, не говоря уже о Григории.

Однажды вечером он вместе с внуком надолго задержался у профессора. Беседа была интересной. Игорь Константинович сидел за микроскопом. Григорий на кровати. Владимир Иванович, напротив гостья.

— Согласно, расчетов, — начал профессор, — жизнь — это абсурд. Вероятность ее возникновения равна десяти в минус двадцать третьей степени — практически нулю. То есть, та наука — биология, которой я занимаюсь, и которую будет изучать ваш внук Григорий, — обратился он к Тихонову старшему, — в принципе не должна существовать.

— Ну, как же, как же? — возразил ему Владимир Иванович, — жизнь существует и к тому же во всем своем многообразии.

— Вот в том то и дело, — сказал Игорь Константинович. — Какой-то парадокс получается. — Далее доктор биологических наук с удовольствием изложил свою теорию. Наверное, каждый специалист его масштаба мог рассказать что-то подобное и умело посмеяться над теорией вероятности.

— Хаос и Порядок вот две основополагающих категории, которые и порождают жизнь, — сказал профессор. — Она возникает после большого взрыва во время упорядочивания системы на одной из ее стадий развития. Жизнь просто закономерна. Система не может ее обойти. А венцом жизни является человек. Теория Былинкина была подкреплена многими фактами. Он умело их приводил и мог увлечь слушателей. В ход Игорь Константинович пускал высказывания видных ученых, любил рассказать об археологических находках, использовал данные из своих работ.

Много он говорил о видах, популяциях и о каких-то морфо-физиологических признаках. А еще ученый считал и рассматривал доисторических людей: синантропа, неандертальца и кроманьонца как отдельные виды.

— Здесь, я просто уверен, что применить эволюционную теорию Ламарка, Дарвина и Шмальгаузена нельзя, — сказал Игорь Константинович, — она участвует в совершенствовании вида, но никак не в его создании. Прародителями синантропа, неандертальца и кроманьонца, я думаю, следует считать различных обезьян. Царствовать остались кроманьонцы, мы относимся к ним, хотя еще во времена фараонов, можно было встретить и — обычных неандертальцев. Последние раскопки в Африке в районе Эфиопии, близкого от поверхности залегания урановых руд позволили обнаружить древние стоянки людей.

— Что же это, получается, — спросил у профессора Григорий, завтрашний студент, — выходит, что очень давно, много тысяч лет назад, люди также как мы жили в условиях радиации?

— Жили! — отвечал Игорь Константинович. — Однако вопрос следует ставить несколько иначе. В настоящее время известно, что действие радиации вызывает мутации. Я ведь как раз и изучаю этот вопрос. Возможно, различные виды древнего человека и появлялись, в тех ландшафтах, где наблюдался высокий уровень радиации.

В телефонных разговорах мать с удовольствием сообщала своему сыну — Семену Владимировичу:

— Ты не поверишь, но твой отец, Владимир Иванович очень сильно изменился и ради общения с твоим другом Игорем Константиновичем стал даже пропускать трансляции политических баталий по телевидению, радио, чего ранее он никогда не допускал.

Длительные беседы Игорь Константинович позволял себе не часто. Он ведь почти каждый день пропадал в поле. Поездка его с Алексеем Владимировичем очень ему помогла. Она позволяла Былинкину ориентироваться на местности. При необходимости помогал отец Семена Владимировича, хорошо знавший родные края. Под его пристальным взглядом Игорь Константинович делал разбивку местности на карте, в которой, как оказалось, было много неточностей. Ученый определял различные по ландшафту районы и затем уже их исследовал.

Григорий крутился рядом возле профессора. Редкий день, когда он не сопровождал Игоря Константиновича.

Ученый был хорошо экипирован. Хрия техника, которой он пользовался была старой, но работала отменно.

Помимо работ ботанических, включавших в себя сбор гербария местной флоры, определения плотности растительного покрова Григорий занимался выкапыванием из-под земли червей, ловлей кузнечиков, мух, оводов. В болотной жиже он вытаскивал пиявок, жуков, мелких рыбешек. Игоря Константиновича интересовало все. Исследованиям подвергались лягушки, мыши, ящерицы, ежи, зайцы из птиц — ласточки, воробьи, трясогузки и все что попадало под колеса машин.

Былинкин вместе с Григорием ходил по дворам. Игорь Константинович осматривал домашнюю живность, подолгу расспрашивал хозяев о странных случаях, которые могли быть при отеле коровы или когда поросилась свинья. В одном дворе он долго стоял возле теленка, родившегося с пятью ногами, в другом рассматривал кур со странными бородавчатыми образованьями на ногах.

Для получения более полной информации ученый обращался за помощью не только к Владимиру Ивановичу — отцу своего друга, к Григорию, но и к Алексею Владимировичу. Он был заядлым охотником. Брат Семена Владимировича познакомил Былинкина со своими товарищами. Они с удовольствием откликались на просьбы Игоря Константиновича, стоило ему только сказать, что он друг Семена Владимировича Тихонова.

Однажды Былинкин, побывал даже на охоте. Дней несколько он провел в компании друзей Алексея Владимировича. Трофеи были не большими: заяц, лиса, волк, утки, куропатки. Добытую живность он подверг тщательному осмотру и описанию для проведения сравнительных исследований, затем радиационному контролю и после уже определению мутационной изменчивости.

Кроме того, у Алексея Владимировича была машина, поэтому Игорь Константинович нет-нет и нанимал его для поездок в отдаленные места.

Профессор не отгораживался от сельских работ, которых хватало, и старался заготовку сена, прополку огорода, сбор грибов или ягод всегда совмещать со своей задачей.

Григорий, следовавший за ним как тень, постоянно готовил ему вопросы, и когда появлялась возможность, спешил их задать. Былинкин отвечал. Однако, общаясь с ним, Игорь Константинович нет-нет и замечал в поведении Григория странности. Любой бы на его месте подумал «парень не в порядке». Как-то раз, когда они находились в лесу, шли по тропинке и Григорий вдруг у вычурно выгнутой морозами огромной сосны отшатнувшись, словно испугавшись чего-то, схватился рукой за горло:

— Я вчера здесь бежал с палкой, держа ее перед собой. Один конец, загнутый как у клюшки, скользил по мягкой траве, но неожиданно запнулся о корень, и я наткнулся на другой ее конец. Дедушка меня водил в больницу. Две недели болел.

— Как такое могло быть? — остановив парня, задал вопрос Былинкин. — Отчего ты только что сказал: «Я вчера бежал с палкой, наткнулся, пробил себе горло», а затем: «Две недели болел».

— Это с отцом было, — быстро поправился Григорий. — Вы не обращайте на меня внимания Игорь Константинович, я часто путаюсь. Мне бабушка Надя сказала, что со временем у меня все пройдет.

А однажды Григорий сказал профессору:

— У дяди Сени все могло быть иначе. Он сам виноват. Мой