Это было еще хуже, чем ее прошлый опыт с Эриком. Хуже, потому что у нее был определенный опыт за плечами, должна была бы знать, что можно делать, а чего нельзя! Хуже, потому что Энтони, в отличие от Эрика, даже не претендовал на какое-либо серьезное место в ее жизни. Бедный Эрик был всего лишь сентиментальным врунишкой. В то время как Энтони представлялся ей опасным соблазнителем. Его ум, его самоуверенность, его великолепные внешние данные — все говорило о породе, о воспитании. В этом и заключалась опасность.

Когда Джессика вышла из ванной, то не сразу заметила Энтони. Она увидела его, лишь когда села за туалетный столик и взглянула в зеркало. Он сидел в кресле за ее спиной.

Она была бы менее испугана, увидев привидение.

— Что вы здесь делаете? — потребовала она объяснений, круто развернувшись на стуле и кутаясь в полотенце. — Какого черта вы здесь делаете? — В ее голосе чувствовались истерические нотки, которые она при всем старании не смогла скрыть.

— Честное слово, я стучался, но вы не отвечали.

— Я была в душе! Думаете, я обладаю уникальным слухом? — Она взглянула на него, остро ощущая свою едва прикрытую наготу. — А теперь не будете ли вы так любезны выйти? У вас что, привычка врываться в комнату своих гостей женского пола, когда вам взбредет в голову? Или вам все позволено, потому что вы хозяин этого дома?

— У меня вовсе нет подобной привычки, — немного помолчав, сказал он. — И да, я буду возражать против вашей просьбы уйти. Нам нужно обсудить то, что произошло, и мы это сделаем, нравится вам или нет.

— У меня нет ни малейшего желания вести с вами беседы здесь… здесь… здесь в спальне, со мной… в таком виде!

Она встала и решительно направилась к двери. Ее ноги по крайней мере слушались ее, чего не скажешь о сердце.

А что, если Люси вернется неожиданно, заявится в спальню и застанет их вместе? Ее дочь вечно забывала стучаться. Джессика почувствовала легкое головокружение при одной мысли об этом.

Энтони настиг ее у двери и, не говоря ни слова, преградил ей путь. Он прислонился к притолоке, скрестил руки на груди и молча оглядел ее.

— Я так понимаю, вы хотите притвориться, что между нами ничего не было…

— Я ничего подобного делать не собираюсь! — торопливо ответила Джессика, отказываясь отступать назад, чтобы он не подумал: она боится, что ее тело снова может предать ее. И как это у нее не хватило ума запереть дверь спальни! Однако ей не пришло тогда в голову, что он может неожиданно войти.

— Чего вы так боитесь?

— Я ничего не боюсь!

— Вы можете расслабиться. Я не собираюсь приставать к вам, но нам нужно обсудить то, что случилось. Я не собираюсь оставлять вас здесь наедине со своими мыслями. И, что еще хуже, с ложными представлениями, что я один виноват в том, что произошло.

— Я никогда не говорила, что это целиком ваша вина, — быстро возразила Джессика. — Даже наоборот. Устраивает? Как я уже сказала, такие вещи иногда происходят. Это жизнь.

— У вас вряд ли был такой опыт.

Джессика посмотрела на него с жгучим желанием, чтобы он ушел и оставил ее в покое, предоставив ей возможность самой разобраться в своих мыслях и разложить все по полочкам. Она не привыкла изливать свои чувства кому бы то ни было. Обстоятельства приучили ее решать все проблемы самостоятельно. Она одна переживала предательство Эрика и раннюю беременность, одна растила свою дочь. Она может постоять за себя. И ей уж точно не нужен Энтони Ньюман, выуживающий из нее откровенные признания.

— У бассейна…

— У бассейна я потеряла контроль.

— Это пугает вас, не так ли?

— А вас нет? — Она не спускала с него глаз, сознавая, что ей нужно все время смотреть ему в лицо. Это был единственный способ удержать его взгляд и не дать ему блуждать по ее полуобнаженному телу. Она и так уже чувствовала себя крайне неловко. — Вы отвечаете за огромную компанию. Вы отдаете приказания, принимаете решения, ставите перед собой какие-то цели. И вы будете мне рассказывать, что можно ходить и радоваться, позволяя судьбе распоряжаться вашей жизнью так, как ей будет угодно? — Она усмехнулась. — Не обижайтесь, но вы последний, кто мог бы читать лекции о том, как хорошо терять над собой контроль.

— Есть контроль на работе и контроль в личной жизни. И это абсолютно разные вещи.

— Не могли бы мы закончить этот разговор как-нибудь потом? — с нарочитой вежливостью попросила Джессика. — Как бы ни был он интересен, — добавила она саркастически.

Энтони нахмурился.

— Сексуальное влечение не имеет ничего общего с самоконтролем, — сказал он; взгляд его серых глаз лениво скользил по ней.

Сексуальное влечение. Как соблазнительно звучали эти слова, когда они исходили из его губ. Последний раз, когда мужчина, заинтересовавшийся ею, заявил, что его влечет к ней, Джессика чуть не расхохоталась. Сейчас ей было не до смеха.

Даже сексуальное влечение, хотела она возразить, можно контролировать. Разве не это отличает человека от животного? Способность контролировать свои желания?

— Мне совершенно не хочется играть с вами в эти игры сейчас, — проговорила Джессика холодно, пытаясь скрыть огонь, полыхавший в ней против ее воли. — Я не сомневаюсь, что это ваш стиль жизни. Короткие, ни к чему не обязывающие связи с услужливыми женщинами.

Он поджал губы.

— У вас привычка делать поспешные и безосновательные выводы, вы знаете об этом? Так было, когда вы почему-то решили, что Марк имеет какое-то сомнительное влияние на вашу дочь, хотя вы даже не видели его, и теперь та же история.

При этих словах Джессика почувствовала, что ее щеки горят. Но она только опустила ресницы.

— Уходите, — прошептала она через некоторое время и уже повернулась к нему спиной, но он схватил ее за плечи, прежде чем она успела ускользнуть в ванную и запереться там.

Она почувствовала его руки на плечах и инстинктивно попыталась сбросить их.

И сделала это так быстро, что не успела задуматься о неизбежных последствиях своего действия. Она просто знала, что прикосновение его пальцев к ее коже было мучительным, невыносимым. Одно его прикосновение — и по непонятным причинам ее сознание затуманивалось, а ей не хотелось снова испытать это состояние. Она должна была мыслить ясно и дышать ровно.

Джессика схватила его за руки, вся дрожа, и в эту секунду полотенце развернулось. Она чувствовала, как оно спадает с нее, и этот момент, казалось, будет длиться вечно.

Она рванулась, чтобы поднять полотенце, но он удержал ее, прижав спиной к двери, и сжал ее руки, не давая ей вырваться.

Джессика не смела взглянуть на него, равно как не осмеливалась взглянуть вниз, на свое обнаженное тело. Она застонала от смущения и закрыла глаза, мучительно осознавая, что его дыхание участилось.

Когда раздеваешься постепенно в момент страсти — это одно. Но стоять вот так, обнаженной, чувствуя, что твои груди напряжены и болят от мучительного ожидания, что возбуждение волной прокатилось между ног, и знать, что он смотрит на нее и все видит и понимает, — это было совсем другое.