А сейчас в голове бились ее слова. Такие простые. Вроде ни о чем…

«Я рожала…»

Я хотел ее сейчас еще больше. Такая домашняя, без косметики, в этом халате, полы которого распахнулись. Потянулся к ней — пусть оттолкнет.

— Останови меня, Лиля, — я почти умолял.

Но она лишь потянулась к моему ремню. Смотрела в глаза, когда расстегивала, а потом поцеловала. Бешеное, животное, неконтролируемое — все это захлестнуло нас с головой.

Я нашел завязки ее халата и добрался до тела. Похуй, что там будет дальше. Главное, что сейчас она отдается мне. Она хочет меня!

Поцелуй в ключицу — она застонала.

Губами обхватил сосок — вскрикнула, до боли впившись ногтями в мои плечи.

Языком обвел пупок — руки в моих волосах, тоже до боли.

Я сбросил свою броню, я отдаюсь. Она тоже. Моя девочка, почти такая же. Лиля ногами стянула с меня штаны вместе с боксерами, и я наконец-то вошел в нее. На этих чертовых бумагах, прямо на полу, но плевать. Ее тело как наркотик, она сводила меня с ума.

Тринадцать гребаных лет я хотел получить свою дозу. Получил.

Она лежала подо мной, и я входил в нее. Что еще надо? Чего не хватало?

Понимание. Вот оно…

И блядь… Я сам это сделал? Сейчас смотрел в ее глаза, в этот бесовской омут, и не мог поверить, что это происходит с нами..

Я люблю ее, до сих пор люблю. Не хочу об этом думать, но все равно люблю.

И быть в ней — чертова вода для путника в пустыне.

Эти ощущения накрывали с головой, я старался не думать о том, что потом придется что-то говорить.

Не думать…

Не думать!

Но я ожил. Трахнул бабу — и ожил? Да ну нахрен.

Лиля часто дышала мне в губы, прижималась ко мне как в последний раз, как будто боялась отпустить, а у меня к черту снесло крышу. Даже в первый раз не так было.

Сейчас еще острее, еще ближе. И больнее…

А потом она, черт возьми, заплакала. Что делать, когда во время секса женщина плачет, я не знал. Машинально вытер большим пальцем каплю, покатившуюся по ее виску, и спросил:

— Что случилось?

Лиля не ответила. Замотала головой и улыбнулась сквозь слезы. Кажется, это истерика.

— Женя… — шепнула так, как только она умела, и поцеловала.

С ума сойти! Забить, что ли, на все и остаться здесь, с ней, восполнять тринадцать лет пустоты и любить до беспамятства.

Не поддающаяся логике и законам любовь, она снова утянула меня в свой водоворот…

Но говорить нам все-таки придется. И я ожидал чего угодно, только подобного даже предположить не мог. Лиля посмотрела на меня таким взглядом, что я всерьез решил, что она собирается сказать о своем отъезде. Что-то вроде «нам было хорошо, но не по пути».

— Ты меня сейчас будешь ненавидеть, — утвердительно сказала она.

— Я тебя ненавидел тринадцать лет. Думаешь, смогу еще больше?

— Сможешь… — Лиля замялась, а потом сказала: — У меня есть ребенок.

— Ты говорила.

Зачем она сейчас об этом? Иллюзия счастья рушится как карточный домик.

— Он твой сын.

Блядь!

Если бы сейчас небо рухнуло мне на голову, я бы меньше охренел.

Я не знал, как реагировать. Не знал, что делать. Не понимал, как вообще воспринял эти слова.

Ступор. Шок. Какая-то дезориентация. А потом… Меня накрыла такая волна злости, что я чуть не задохнулся.

Посмотрел на вжавшуюся в стену Лилю, она даже вздрогнула от моего взгляда, а потом тихо сказала:

— Женя…

— Заткнись! Ни слова! Пока я не скрутил тебе шею. Ты… Блядь, ты бы еще через двадцать лет сказала!

— Я понимаю, что ты злишься, — вкрадчиво начала она.

— Закрой рот! Я не твой пациент, не надо со мной так разговаривать.

Я сделал шаг к ней, Лиля обхватила себя за плечи руками и еще больше сжалась. Я смотрел ей в глаза и все еще не мог понять, что чувствую. Да, была злость, ее было больше всего. Она поглощала, мешала думать, сводила с ума. Я сейчас действительно готов был свернуть Лиле шею одной рукой.

— Знаешь, я думал, что твой отец забрал у меня все, ту жизнь, которую я хотел прожить с тобой. Но нет, это сделала ты… Ты, Лиля. И что, наш сын… — бля, даже это сочетание слов дается с еще не до конца пришедшим осознанием. — Он считает своим отцом твоего бывшего мужа?

Лиля только отрицательно мотнула головой, но промолчала. Да, она поняла, что сейчас каждое ее слово будет воспринято мною в штыки. А лучше нам разойтись… Пожалуй, самый приемлемый вариант.

Я вышел из комнаты, бросив:

— Можешь не провожать.

Лиля не сдвинулась с места, не появилась в коридоре, пока я обувался, не пыталась поговорить.

Устроившись в машине, я открыл окно и закурил. Блядь! И ведь время выбрала пиздец подходящее. Хорошо, хоть не во время секса, а то я бы вообще импотентом стал. И вот что мне сейчас делать? Что?!

Голова начала болеть от сигаретного дыма и мыслей. Мозг как будто плавился. Права ли была Лиля, когда сказала, что я буду ее ненавидеть? Не знаю. Не понимаю.

Я поговорю с ней, обязательно поговорю, но не сейчас. Сейчас мне надо отвлечься и успокоиться. Повернув ключ зажигания, я выехал со двора и направился в сторону электротехнического завода.

На проходной назвал свою фамилию, получил пропуск и инструкцию, как дойти до отдела кадров. Антон обещал предупредить, чтобы меня приняли как родного, и просил не светить удостоверением.

После короткого стука я вошел в кабинет и улыбнулся двум дамам предпенсионного возраста:

— Здравствуйте, я от Антона Игоревича.

— Вам к Ирине Владимировне, начальнице, — кивнула одна женщина на дверь напротив своего стола. — Она на месте.

Я поблагодарил ее и вошел в небольшой смежный кабинет. Начальница выглядела моложе своих подчиненных. Лет тридцать пять, ухоженная, я бы даже назвал ее красивой.

— Вы Евгений Алексеевич? — спросила она, улыбнувшись.

— Да.

— Присаживайтесь, я подготовила дело, которое просил вам показать Антон Игоревич.

Когда я устроился на стуле, Ирина Владимировна открыла толстую картонную папку и взяла верхнюю стопку документов, соединенных скрепкой.

Договор, продление договора, выписка из медицинской карты, ксерокопия паспорта — ничего интересного.

— Вы знали Илью Андреевича? — спросил я, не особо рассчитывая на удачу, все-таки вряд ли инженер часто пересекался с начальницей отдела кадров.