И ничто из этого не вернет ее друзей.

– Как себя чувствуешь? – спросил маршал.

– Устала. Все болит.

– Доктор Ньюэлл говорит, что выпишет тебя к выходным. Тебе наверняка не терпится вернуться домой, к семье.

– Да, – ответила она, хотя сама не была до конца в этом уверена. Она страшилась того, что ожидало ее за стенами больницы – какие запасы энергии потребуются, чтобы удовлетворить заботу и любопытство доброжелателей, выдержать взгляды с плохо скрытой ненавистью и обвинением, которые она ожидала увидеть в глазах родителей ее друзей – тех, чьи дети не вернулись домой. Теперь она была в безопасности – возможно, навсегда; власть убийц не будет простираться дальше снов и время от времени кошмара наяву. Но мало что защитит от бури чувств, которая обрушится на нее, стоит ступить за пределы больницы. Сама мысль лишала ее сил, вызывала слезы на глазах.

– Что ж, – произнес шериф. – Твои мама и сестра давно тебя ждут. Они живут в отеле неподалеку, навещают тебя, когда могут.

Клэр выдохнула. Она помнила их посещения, облегчение, с которым увидела мать и Кару, боль на их лицах, неуверенность из-за незнания, что именно ей довелось выстрадать, неготовность принять хоть что-то из случившегося. Но она была жива, и их глаза светились от радости из-за этой простой неоспоримой истины. Она жива, снова с ними, тогда как другие погибли.

– Тебе что-нибудь нужно?

– Все нормально.

– Ладно. Я просто хотел с тобой сегодня немного поговорить, узнать о здоровье, не нужно ли чего.

Она слабо кивнула, бинт зашуршал о подушку.

– Спасибо.

– И хотел сообщить, что тот, кто все это сделал с тобой и твоими друзьями, мертв. К сожалению, он не предстал перед судом, но его ждет другой суд.

Она начала отвечать, затем замолчала. Она явно ослышалась. Тот, кто все это сделал…

– Что вы сказали? – переспросила она и наконец посмотрела прямо на него. Она оказалась права: он был пожилым, на коленях в тонких сморщенных пальцах покоилась шляпа. У него была грива седых волос, которые шляпа приручила и пригладила к голове, и добрые карие глаза, будто созданные для сочувствия. Лицо худое, от уголков рта по подбородку сбегали глубокие морщины.

Он слегка придвинулся.

– Что ты помнишь?

Она посмотрела на него, затем облизнула губы.

– Помню, что случилось, что они с нами делали. Помню, как сбежала, но на этом все, – ее глаза расширились – вернулся обрывок воспоминаний, хотя она и не знала, насколько он достоверный. – Там был паренек, моего возраста или чуть моложе, черный. Его звали… – она с трудом выловила имя из болота памяти. – Пит. Точно. Я ехала в его грузовике.

Маршал кивнул.

– Пит, правильно. Пит Лоуэлл.

– Он здесь?

– Боюсь, нет. Как только он привез тебя и увидел, что ты в хороших руках, тут же уехал. Мы послали за ним патрульную машину, но он как сквозь землю провалился. И его дом сгорел, а его папа… – он махнул рукой. – Поговорим об этом как-нибудь в другой раз.

Клэр уперлась ладонями в матрас и начала взбираться в сидячее положение. Ее тело тут же стало зоной боевых действий – в разных частях взрывалась боль, как суровое напоминание, что она еще не готова предпринимать поспешные и смелые действия. Она зажмурилась из-за дискомфорта, а когда открыла глаза, маршал уже был рядом, подхватил ее сильными руками, поднимал, пока она помогала, отталкиваясь пятками от кровати.

– Полегче. Передохни, – сказал он и поправил подушки так, чтобы она могла откинуться.

Она откинулась, не в силах вздохнуть, с гудящим от напряжения телом. Суставы заржавели и не слушались, кожа натянулась, словно высушенная. Она обильно потела, а когда подняла левую руку, чтобы утереть лоб, обнаружила один из источников боли. Не хватало двух пальцев – мизинца и безымянного: на их месте остались два сантиметровых отростка с гладкой кожей. Уставившись с мрачным отстраненным интересом, она извлекла из-под одеяла правую руку и выдохнула с облегчением, увидев, что, не считая грозного вида розовых шрамов, – возможно, причиненных ею самой во время побега, – она цела. Клэр подняла слезящиеся глаза к шерифу, который смотрел с выражением человека, который вдруг вспомнил ограничения своей работы.

– Все будет хорошо. Нынче хирургия такая, что будешь как новенькая, – сказал он мягко.

Слабая попытка утешения, и они оба это понимали. Не важно, даже если в какой-нибудь канаве найдут ее чудом сохранившиеся пальцы или глаз и пришьют на место. Не важно, если к моменту выписки откроют лекарство от изнасилования, способ вернуть униженной женщине ее достоинство, а в случае Клэр – девственность; дело было в том, что акт насилия свершился, что во время насилия уничтожили какую-то важную часть ее души, о которой она не подозревала, пока ее не похитили. Ее друзья погибли, их жестоко выдернули из жизни. Никто не сможет исправить для Клэр эту ужасающую реальность или наполнить темный зияющий провал в ее мире и мире их семей.

Перед глазами засверкали темные точки, пришлось сосредоточиться, чтобы прийти в себя, удержать сознание. Когда зрение наконец вернулось к норме, она спросила шерифа:

– Вы сказали, что тот, кто это сделал, мертв. О ком вы?

– Гарретт Веллман.

Клэр покачала головой и нахмурилась.

– Доктор Веллман?

– Городской доктор, да, или что-то в этом роде. Кое-кто в Элквуде говорит, что он всегда казался хорошим человеком, но замкнулся после того, как скончалась его жена. Рак. Говорят, ее смерть не была мирной, и после похорон Веллман практически заперся в своем доме у города. Запил. Никто не знал, чем он там занимается. Оказалось, ничем хорошим.

– Шериф…

– Когда мы прибыли, он поджег дом и сгорел вместе с ним.

– Шериф, послушайте. На нас напал не один человек. Их было минимум трое, причем все молодые – старшему, наверное, не больше восемнадцати, а младшему не больше одиннадцати или двенадцати. Вы что-то напутали. Веллман мне помогал.

Он неуверенно улыбнулся.

– Клэр, мы нашли останки. Твоих друзей. В подвале Веллмана. И у него был доступ к различным…

Клэр перестала слушать. В груди разгоралась уже знакомая паника. Если произошла какая-то ошибка, если власти, очевидно, повесили преступление не на того, значит, настоящие убийцы по-прежнему на свободе и полиция их даже не ищет.

Зато они наверняка ищут меня.

Вдруг комната покачнулась, вернулись темные точки – уже пятна, черные дыры в зрении. В углы комнаты влилась тень и поползла к потолку, заслоняя свет. Голова закружилась.

– О боже…

– Клэр? – маршал протянул к ней руку.

Воображение нарисовало в ней нож.

– О б… – она отвернулась, и ее вырвало на пол.