И у этой его пассии была дочь, которая искренне недоумевала, зачем мальчику спать со старой вешалкой — ее мамашей, когда есть она, юная и свежая; а мальчик игнорировал ее откровенные намеки и хранил верность «старой вешалке»; ну, бывают такие — геронтофилы. Через полгодика он мадам наскучил, и она в бархатный сезон упорхнула на юг с другим кавалером.

Когда наш герой об этом узнал, он с тоски набрался до поросячьего состояния и забылся горьким алкогольным сном. А юная и свежая девушка рассудила, что подвернулся удобный случай, и залезла в его одинокую постель. Но поскольку мысли героя занимала не дочка, а мама, он оказался не на высоте. Девушка была оскорблена в лучших чувствах и пошла жаловаться на неудачу соседу, который давно был в нее влюблен. Сосед выслушал ее жалобы и сказал ей: «Так тебя же изнасиловали!»

«И правда», — ахнула девушка и побежала в милицию. В три часа ночи приехал наряд, повязал пьяного героя, при этом он не проявил никакого удивления и был посажен в кутузку до прибытия дежурного следователя.

Месяца за три до этого грянул антиалкогольный горбачевский указ. Когда приехал дежурный следователь, он спросил все еще не протрезвевшего, но тихого и покорного героя: «Вы знаете, за что вас задержали?» — «Знаю, — покаянно склонил голову молодой человек, привезенный в милицию ночью из собственной постели, — за то, что пьяный был…»

На следующий день состоялся допрос потерпевшей, в ходе которого она на восемнадцатом году жизни узнала, наконец, от следователя Горчакова цензурные наименования женских и мужских половых органов. В разгар гневной речи потерпевшей, с требованием сурово наказать обидчика, Горчакова вызвали к прокурору; он попросил девушку пять минут подождать в коридоре. Уж не знаю как, но о беде, в которую попал герой, стало известно его прежней сожительнице, та пришла в прокуратуру и дожидалась под дверью. Потерпевшая, выйдя в коридор, присела на скамеечку рядом с нею.

Когда Горчаков вернулся в кабинет, потерпевшая категорически отказалась продолжать допрос, заявила, что никаких претензий ни к кому не имеет, во всем виновата сама, и попросила отпустить героя, чтобы она могла перед ним извиниться. Лешка вышел в коридор и спросил у отставной возлюбленной: «Неужели вам пяти минут хватило?..»

Та только царственно повела плечами в заморских нарядах и доверительно сказала Горчакову: «Вы знаете, кем он был, когда я его подобрала? Мальчик из деревни Песь. Я отмыла его, приодела, откормила и научила обращаться с женщинами. Ему на это потребовался ровно год». Она махнула рукой и пошла к выходу из прокуратуры…

Вот такая трогательная история… Курочкин чуть не прослезился.

Но поболтали — и хватит. Надо было определиться, где искать концы в нашей истории с «левым» трупом. Я уже решила, что надо попробовать поискать в Мурманске, а если там вытащим пустышку — тогда… Или на Камчатке, или не знаю…

Конечно, для того чтобы быть уверенными, что вариант отработан, надо было кому-то ехать в Мурманск, самому копаться в картотеке «потеряшек» и вообще действовать по обстановке. Мы все дружно повздыхали, отдавая себе отчет в том, что командировку нам никто не подпишет. Во-первых, в городской прокуратуре нам с этим материалом светиться было нельзя; во-вторых, что вообще-то «во-первых», и у нас, и в милиции на все попытки доказать, что нужна командировка, кратко, но убедительно отвечают: «Нет денег!» С момента развала Союза Советских Социалистических Республик у прокуратуры нет денег ни на эксгумации, ни на командировки, ни на оплату экспертиз, за все рассчитываемся из фонда заработной платы. Есть, конечно, энтузиасты, которые на небольшие расстояния ездят за свой счет, если позарез нужно. Но на Камчатку ни один энтузиаст за свои деньги не поедет, билет на самолет в один конец стоит три миллиона, а в оба конца — соответственно шесть.

Мы грустно замолчали и опять стали вздыхать.

— Ребята, а что если попробовать с телевидением связаться? Обратимся к народу с просьбой сообщить нам, если среди их знакомых есть человек лет тридцати-тридцати пяти, не жаловавшийся на здоровье, о котором с лета нет ни слуху ни духу? У нас же вроде какие-то каналы вещают на Северо-Запад. Тоже, конечно, не ахти какой выход, но все-таки, — робко предложила я.

— Маша, вы же с Алексеем говорили, что затихарились по этому трупу, — возразил Курочкин. — Ваши оппоненты небось тоже телевизор смотрят, тут же все и выплывет.

— Коля прав, — подтвердил Лешка. — Придумай что-нибудь покруче.

— Хорошо, — не сдавалась я, — тогда остается одно: ехать в Мурманск и обращаться на телевидение там. Вроде бы мурманские каналы у нас не транслируются.

— Вот сказала, так сказала! — крякнул Горчаков. — Щас тебе бухгалтерия командировочку на подносе представит! Мы в Москву-то уже только по вызову из Генеральной ездим, а если телетайпа оттуда нет, на нет и командировки нет, а она в Мурманск собралась. И учти, что дяденька мог в Мурманске родиться, а в подростковом возрасте, когда зубы уже сформировались, оттуда переехать, например, в Салехард. Ну и что дальше?

— Ну надо же с чего-то начинать, — настаивала я.

— Ну, вы, короче, определитесь, командиры, и мне свистните, — не выдержал Курочкин. — А у меня материалы лежат. Меня шефы в прокуратуру

Продали с условием, что в свободное время я свои бумажки отпишу. Я уж буду сюда народ вызывать, ладно? Я смотрю, не шибко тут буду загружен? А то у меня матерьяльчик горит — девочка по имени Мальвина Вальчук угнала коньки роликовые, попросила у какой-то лоховицы покататься, и только ее и видели. А Мальвине-то пятнадцать лет, то есть сесть реально может. Родители в отъезде, она говорит, из всей родни только дядя Игорь имеется, вот этого дядю мне нужно срочно выцепить. Я тогда его сюда вызову, хорошо?

— Ладно, — милостиво разрешили мы.

— Только, Коля, учти, теперь твоя ежедневная обязанность — смотреть сводки и искать труп женщины не первой свежести, неодетый, разве только завернутый во что-нибудь. Трупы, найденные в собственных кроватях и на коммунальных кухнях, можешь сразу пропускать. Если на трупе под кустом или в подвале нет повреждений, на него обрати особое внимание, — стал инструктировать его Лешка.

— Подождите, ребята, — прервал его Курочкин, — насколько я понял, труп нашли перед праздниками? А на следующее утро его в морге не было?

На каком этапе факт его обнаружения дошел до за-интересованных лиц, вы об этом думали? Мы с Горчаковым переглянулись.

— Продолжай, — сказал Лешка.

— Вы просто определитесь, кто тут засланный казачок: либо опер из отделения, который на этот труп выезжал, тогда это один коленкор, либо опер все-таки труп в морг отправил, а перехватили его ; уже в морге, а потом с опером поработали, чтобы он держал язык за зубами. Ну? Еще варианты есть?

— Есть, — сказала я. — Если Регина разболтала это кому-нибудь еще, кроме меня. Или родители ее мужа.

— Нет, все, хватит, надоело! — закричал Горчаков. Мы с Курочкиным уставились на него. — Сколько можно работать без оперативного сопровождения! Все нам врут, а мы только уши растопыриваем! Коля! Пора тебе устанавливать оперативные контакты! Внедряйся, во-первых, в морг, во-вторых, в восемьдесят девятое отделение, и в-третьих, соблазняй Регину.