Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— По мне, так не страшно, когда ты один. Страшно, когда ты ноль.
— Извини, Женя, но тогда я искренне не понимаю, что ты делаешь в ментовке? Все мы здесь, от уличного сержанта до кабинетного майора, — самые натуральные нули без палочки. Нет, выше, конечно, уже могут быть варианты, но… оттуда и падать больнее.
Крутов равнодушно пожал плечами:
— А здесь я набираюсь житейской мудрости. Накапливаю ее вкупе с опытом и выслугой лет. Жизненный капитал, он ведь не в одних только в денежных знаках выражаться может.
— А когда поймешь, что всё, вроде как накопил, — тогда что?
— Тогда всё! Ни дня больше в милиции не задержусь. Устроюсь юрисконсультом. Или адвокатом. Может, заведу собственный бизнес. В общем, крепко встану на ноги, и вот тогда можно будет подумать о семье. Но не раньше. Как говорил Дон Корлеоне: «Это женщины и дети могут позволить себе жить беспечно. Мужчины — нет».
— Всегда завидовал людям, которые твердо и точно знают, чего хотят, — отчего-то закручинился Джамалов. — Лично у меня всё больше получается жить исключительно днем сегодняшним. А там, дальше и за поворотом, — будь что будет.
— Если не знаешь, чего хочешь, в конечном итоге сдохнешь в куче того, чего не хотел.
— Тоже дон Корлеоне?
— Нет. Всего лишь дон Крутов.
— Сильно. Вот только теоретически я-то знаю, чего хочу.
— И чего же?
— Хочу переехать из нашей сраной двушки в Колпино в нормальную трешку в Питере. Желательно возле метро. Девки-то растут.
— Так купи!
— На какие?
— Не знаю. Ты — мужик, и у тебя есть цель. Не можешь заработать — меняй работу. Не хочешь менять работу — изыскивай другие способы.
— Например? Назови хотя бы один, но действенный.
— Пожалуйста — укради.
— Ну знаешь!..
В оружейку сунулась довольная физиономия Тараса.
— Але, оружейники! Сгоняем партейку в доминошку?
— Ага, тебе Кульчицкий такую партейку устроит! — проворчал Джамалов.
— Олег Семенович только что отъехамши. У них внезапно объявили слет замполичей.
— Понятно, крысы разбегаются с надраенной палубы. А что, Женя, партейку-другую, думаю, и в самом деле можно, а?
— А кто четвертый? — уточнил Крутов.
— Натаха!
Женя отложил ствол в сторону, тщательно вытер руки ветошью и, поднимаясь из-за стола, скомандовал:
— Пошли…
Вся троица переместилась в комнату отдыха, где уже отдыхала от трудов праведных отпускница Северова.
— Дверь не закрывай, — скомандовал Ильдар Крутову. — А то звонков из оперской не услышим.
Достали коробочку с костяшками домино и принялись рассаживаться. Женя подхватил стул и, намереваясь сесть напротив Северовой, подмигнул ей игриво:
— Ну что, Наталья, снова оставим козлами этих двоих дилетантов?
— Сегодня я буду играть с Тарасом, — отчеканила та и одарила Женю таким взглядом, что всем присутствующим сделалось немного не по себе. Впрочем, для Наташи подобного рода перемены настроения всегда были в порядке вещей.
— Как скажешь, — буркнул Крутов, освобождая место для Шевченко. — Но учти! Поддаваться не буду. Так что потом пощады не просите.
— Это мы еще поглядим, кто из нас заскулит о пощаде, — самодовольно хмыкнул Тарас, берясь размешивать костяшки. — Ну чего, как обычно? Три партии на луноход?
— На луноход! — подтвердил Джамалов.
И началась битва…
* * *
— …Проходи-проходи, доченька! Вот молодец какая что сама приехала! — расшаркивалась старуха Демичева. Строго-настрого запретив Ольге разуваться, она сразу потащила ее на кухню. — Сейчас мы с тобой чайку, да с пирогами. У меня как раз поспели. Любишь с капустой?
— Очень. Ой, а что это у вас пар столбом? Прямо как в бане.
— Да опять эти паразиты воду горячую отключили. И ведь без всякого предупреждения. Не жилконтора, а чисто партизаны: хоть бы объявление повесили заранее, никакого уважения к людям. А я как раз постирушку затеяла — теперь вот воду греть приходится, — продолжая причитать, Демичева загремела посудой. — Так, сейчас мы с тобой, быстренько… Вот, это сразу убери, — она протянула Ольге тяжелый теплый пакет.
— Что это?
— А это я специально немножечко сладких напекла. Сама-то я больше с капустой люблю. А эти сынку своему отнесешь. В школу-то пошли сегодня?
— Конечно. Такой букетище купили — с него ростом. Спасибо вам, Александра Яковлевна.
— Да ладно, — отмахнулась Демичева. — Что ж я, не понимаю, как тяжело одной с ребенком? Носишься со своей работой, как горелая жесть по ветру. Ребетенку небось и пирогов напечь некогда.
— Некогда. Да и не умею я, если честно.
— А вот это плохо. Для женщины пироги — это наипервейшее дело. Для щей люди женятся, для мяса замуж идут. Кстати, как у тебя с мужем-то? Не перебесились еще?
— Нет.
— А пора бы, — наставительно сказала старуха. — Сыну без отца никак нельзя.
— Вы сами-то как поживаете, Александра Яковлевна? — поспешила переменить ранимую тему Ольга.
— Да оно ведь как? Горько, горько, а еще бы столько.
— Вот это точно.
— Так, сейчас чайничек закипит, и мы с тобой… Ой! Совсем я дура старая стала: пирогами потчевать собралась, а про дело-то и забыла, — старуха достала с полки жестяную коробку из-под печенья и вытащила из нее брелок с КТС. — Вот, держи, возвращаю в целости и сохранности. Батарейка внутри новая, не так давно покупала.
— Спасибо, Александра Яковлевна.
— Что ж мне-то? Вам спасибо! Столько времени меня охраняли, от напастей защищали. Как вспомню эту социальную работницу, так всякий раз мороз по коже. Чтоб ей ни дна ни покрышки! Ей и хахалю ейному. Не знаешь, что им там присудили?
— Следствие еще не закончено. Там у них всё новые эпизоды набираются.
— Ты уж там проследи, Оленька, чтобы изверги эти как-нибудь не извернулись, да и сухими из воды не вышли. По нашим временам это запросто.
— Хорошо, Александра Яковлевна, обязательно прослежу.
Старуха благодарно закивала, но уже в следующую секунду в глазах у нее появились слезы:
— Ты уж меня, доченька, не забывай. Позванивай, забегай иногда.
— Обязательно.
— Клянешься?! — строго уточнила Демичева.
— Да чтоб мне стать толстой и некрасивой!
Обе дружно рассмеялись.
Ольга убрала в сумку брелок, достала «казенные» бланки, ручку.