– А зачем они кровати прикрепляют к полу? – спросил я, намазывая джем на хлеб. – Достаточно и одних наручников…

– Вон там, в верхнем ящике, – таинственно шепнул он, указывая на шкаф у противоположной стены, – они держат запасные ключи от наручников. Это сделано на случай пожара.

Я чуть не подпрыгнул до потолка.

– Что?! Ключи в этом ящике?

– Считается, что никто про это не знает, но я видел, как однажды Блэнд доставал их оттуда, когда потерял свои.

Я прикинул расстояние от своей кровати до шкафа. Если бы меня приковали к кровати ногой, а не рукой, я сумел бы дотянуться рукой до ящика. Но с наручником на запястье это невозможно…

– А почему вы прикованы ногой?

– Сперва они меня тоже приковали за руку, – равнодушно отозвался Хоппер. – Но оказалось, что так мне трудно читать, и Блэнд приладил мне наручник к ноге.

За несколько минут до одиннадцати Блэнд принес в комнату большую вазу с гладиолусами и поставил на стол.

– Неплохо, правда? – он улыбнулся. – Это для посетителей.

Он собрал посуду, унес ее и тут же вернулся. Критически осмотрел нас, заботливо поправил подушку у Хоппера, а мне простыню.

– Теперь все в порядке, – сказал он. – Только, ради бога, не нарушайте порядок. Хочешь книгу? – он обратился ко мне.

– А можно?

– Конечно. Им это тоже нравится. Они любят смотреть на читающих пациентов.

Он вышел из комнаты и вернулся с тяжелым томом, который положил мне на колени.

– Как же я буду управляться с нею одной рукой? – недовольно спросил я.

– Хорошо, что ты мне напомнил, бэби. – Он достал ключ. – Мы обычно убираем наручники, чтобы их не было видно. Чиновники слишком мягкосердечны…

Я наблюдал, как он снял у меня с запястья наручники и прикрепил к лодыжке.

Я едва сдержал свою радость.

– О'кей, бэби, теперь все в порядке. Если они спросят, как с тобой обращаются, скажешь, что все в порядке. Не задавай никаких вопросов, они этого не любят. И тогда после их ухода тебе не придется иметь дело со мной.

В начале двенадцатого в коридоре послышались голоса. Блэнд выпрямился и пригладил волосы. Хоппер усмехнулся и закрыл книгу. В комнату вошли двое. Первым, очевидно, был доктор Зальцер – самый заметный из всех, с гривой седых волос. Его худое лицо было холодным, глубоко посаженные глаза – задумчивыми. По возрасту ему было около 60-ти, но он держался прямо и казался крепким. В глаза бросились его руки: красивые, сильные – руки хирурга… или убийцы?

За ним следовал коронер Лессуэйс. Я узнал его по фотографии, которую видел однажды в газете: невысокий толстячок с голой, как мяч, головой.

Третий мужчина остался в дверях, словно не решался пройти в палату. Я не стал рассматривать его. Мое внимание сосредоточилось на докторе Зальцере.

– Доброе утро, джентльмены! – обратился к нам Зальцер глубоким и звучным голосом. – Надеюсь, вы себя хорошо чувствуете? Коронер Лессуэйс, член городского совета, и мистер Странг, известный писатель, пришли проведать вас. Они хотят задать несколько вопросов. – Он повернулся к Лессуэйсу: – Вы хотели задать несколько вопросов мистеру Хопперу?

Я обратил внимание на человека, которого Зальцер представил как писателя. Вдруг мне показалось, что я действительно схожу с ума. В дверях стоял Джек Керман – солидный, в роговых очках. К счастью, Зальцер был занят медицинской болтовней и ничего не заметил. Керман безразлично посмотрел на меня и обратился к Зальцеру:

– Кто этот больной, доктор?

– Это Эдмонд Сибрайт, – ответил ему Зальцер. – Его недавно доставили к нам. – Он протянул Джеку медицинскую карточку.

Керман поправил очки и стал читать. Я понятия не имел, как он видит через эти очки.

– О да, – сказал он. – Интересно. Я полагаю, что все написанное здесь правда?

– Конечно, – ответил Зальцер и подошел поближе. – Это мистер Странг, – сказал он, обращаясь ко мне. – Он пишет книги про нервных больных. Мистер Сибрайт воображает, что он известный детектив. Не правда ли, мистер Сибрайт?

– Конечно! Я нашел здесь Юнону Фридлендер, на первом этаже, и узнал, что сестра Гарней убита и спрятана где-то вашей женой…

Зальцер печально покачал головой.

– Вот видите, – сказал он. – Обе женщины действительно исчезли, и об этих исчезновениях сообщалось в газетах… По какой-то странной причине это запало ему в подсознание.

– Совершенно верно, – серьезно поддакнул Керман. Он внимательно посмотрел на меня.

– И еще одно. У меня на ноге наручники, – пожаловался я.

Лессуэйс и член совета подошли поближе и удивленно уставились на меня.

– Это правда? – спросил Керман у Зальцера.

– Больные иногда доставляют много хлопот.

Лессуэйс понимающе покивал головой.

– Мне здесь не нравится, – обратился я к коронеру. – Мне колют наркотики… Дверь в конце коридора всегда заперта, а на окнах решетки… Это не лечебница, а тюрьма.

– Дорогой мой, – мягко заговорил Зальцер, прежде чем коронер успел раскрыть рот. – Вы скоро поправитесь, и мы отпустим вас домой. Мы ведь не станем держать вас, если увидим, что вы полностью выздоровели.

Я мог бы еще многое сказать, но и так уже Керман знал, что у меня нет шансов на побег.

– Пойдем дальше, – сказал коронер. – Здесь очень даже неплохо! Вы согласны, мистер Странг?

– О да, – лениво отозвался Керман. – Если доктор Зальцер не возражает, я хотел бы побывать здесь еще раз.

– Боюсь, что это против правил, – Зальцер направился к двери. – Слишком частые визиты возбуждают наших пациентов.

Я услышал, как Керман спросил, есть ли еще кто-нибудь на этом этаже.

– Сейчас нет, – ответил Зальцер. – Недавно мы выписали несколько человек.

Голоса удалились. Блэнд закрыл дверь и ухмыльнулся.

– Неплохая работа, а, бэби? Я же говорил тебе, что лучше помалкивать.

Трудно изображать из себя разочарованного человека, когда у тебя появилась искра надежды, но мне пришлось сыграть и эту роль.

Зальцер оказался прав, говоря, что посетители возбуждают его пациентов. Когда доктор с посетителями ушли, Хоппер продолжал лежать, глядя в потолок. На его лице было написано презрение ко всему происходящему. Он не обращал внимания на мои слова, и я решил оставить его в покое. Но когда Блэнд принес ленч и поставил поднос на столик, Хоппер неожиданно швырнул поднос на пол. Он сидел на постели, и я едва узнавал его, так он переменился.

Его лицо стало худее и старше, на нем появились морщины, глаза яростно сверкали.