за халат. От удушения он спасти меня не пытается, ждёт, пока сама прочищу горло.

— Хотя что-то не пойму: что вы на этот раз повредили? Сломали мозг, придумывая, чем меня унизить? Обе ноги функционируют, последние пальцы вроде на месте. Положение перпендикулярное поверхности земли.

— Помогите мне! — Тащу его, схватив двумя пальчиками за белую ткань.

— Если там ваш раб Шурик, то я беру самоотвод. — Упирается доктор, идёт медленно и очень важно.

— Там моя мама!

Он смотрит мне в глаза, затем срывается с места. И, ни слова больше не говоря, выбегает на улицу, где Наталья Викторовна, вытянув ногу, сидит на бордюре. Возле неё собрались врачи сокрой помощи, оказавшейся поблизости, но Ткаченко всех расталкивает и, выкатив из-под навеса кресло-каталку, тут же становится профессионалом до мозга костей. Больше никаких шуток. Сейчас он врач с большой буквы. Люблю, когда он такой. В смысле не люблю, конечно, просто таким он не настолько сильно меня бесит.

— Шейка бедра?

— Нет, по ноге проехали тележкой в супермаркете, — морщится мама.

— Отлично!

— В смысле? — стонет громче, кривясь и хватаясь за сердце.

Я стою рядом. Поясняю для неё:

— Привыкай, мама, Константин Леонидович всегда так делает. Радуется, что травма не очень тяжёлая.

Он тут же разувает её, шевелит стопой, затем усаживает на кресло. Укатывает в отделение. Как могу спешу за ними.

Но Ткаченко, глядя мне прямо в глаза, грубо захлопывает перед моим носом дверь.

Вздохнув, падаю на сиденье напротив двери. Я, конечно, понимаю, что доктор должен работать с пациентом и моя мама не ребёнок, с которым можно находиться в кабинете врача. Но всё равно обидно.

А ещё, несмотря на нашу ссору, бабу с собакой, ребёнка подруги, её великую любовь и миллион других причин, по которым я должна дорогу переходить, увидев его напротив… Когда наши взгляды встречаются, я вижу блеск в его глазах. И всё повторяется…

Внутри снова вспыхивает страсть. Тупая, необъяснимая, идиотская и совершенно никому не нужная жажда. Всё расплывается перед глазами.

Набрав полную грудь воздуха, ругаю себя почём зря. Про маму надо думать. А я как алкоголик в завязке при виде початой бутылки. Волнуюсь, не могу сидеть. Если она сломала ногу, то мы вдвоём не справимся. Как я буду ухаживать за ней, а она за мной?

Нервничаю. Хожу туда-сюда по коридору, зачем-то иду за поворот. Брожу до окна и обратно.

В сумке звонит телефон. Естественно, со своими пальцами я едва справляюсь. И, пока я, кинув сумку на подоконник, стараюсь расстегнуть молнию и найти аппарат, он само собой перестаёт звонить. Положив его рядом с сумкой, пытаюсь разблокировать экран. Это Майка. Она мне звонит. Я нажимаю на зелёную трубку и перезваниваю. Гудки идут и, что самое интересное, параллельно за поворотом играет знакомая музыка. Это может быть, конечно, и совпадение, но что-то мне подсказывает, что это Майкин мобильный и она сама тоже тут.

Выглядываю из-за угла. Сбрасываю вызов.

— Ты? Ты что здесь делаешь?! — мечется по моему лицу Майка. — Ты к нему пришла? Ты опять что-то повредила? — осматривает меня. — Вроде всё как было. Ты к нему, да? Влюбилась?! Тоже хочешь его себе? Конечно, ещё и ты по нему с ума сошла. Ну ещё бы! Он же такой один!

Качаю головой и снова сажусь напротив двери. Достала, ей-богу.

— Ты зачем звонила, Майя?

Только сейчас замечаю, что Майка плачет и как-то странно держит руку.

— Я руку прищемила, Уль, чтобы к нему на приём попасть. А меня, представляешь, к доктору Разумовскому направляют. Говорят, Ткаченко никого сегодня больше не берёт.

Глава 17

У меня в голове не укладывается то, что она сказала!

— Майка! Ты?.. Ты в своём уме? Ты правда сделала это нарочно? — Разворачиваюсь на сиденье, хватаю двумя пальцами её за кисть, приподнимаю и разглядываю руку.

Палец припух, ноготь синий, очень похоже на то, как защемил мне конечность Ткаченко.

— Я тебя к психиатру отведу! Поняла?! Если ты это нарочно! Я точно тебя отправлю в психушку! Очнись! Ты же мать! У тебя Костик! Я понимаю! Я всё понимаю! У вас общие воспоминания. Но если ты специально…

Меня аж бомбит. Подскакиваю. Становлюсь напротив неё.

Дышу через нос. Злюсь. Ещё чуть-чуть, и я ей просто вмажу. Разве можно так за мужиком бегать? Меня безусловно мучит совесть за то, что она в него сильно влюблена, а он уже побывал у меня в трусах. Но всё равно! Это ненормально!

Трясу головой, пытаясь скинуть злость, даже несмотря на проклятья, я не могу... Ей надо помочь. Она же чокнулась из-за мужика! Для этого и нужны подруги. Права она или неправа, но мы с ней подруги!

— Майя, послушай меня, постарайся отвлекать себя: в особенно «острые» периоды, когда видишь его в соцсетях, когда накипает. Сосредоточься на других вещах. Я дам тебе в десять раз больше нагрузки по работе! Хочешь путёвку в санаторий? — Она кивает, вроде бы соглашается, но плачет. — Ещё есть дыхательные упражнения, — размахиваю гипсом перед её лицом, — душ можно холодный или книги читать.