Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Вот видите!
– Но правда-то моя!
– И в чем заключается ваша правда?
– В том, что я никого не убивала!
– Как с вами трудно, Диана Сергеевна, – сказал следователь, вновь доставая огромный клетчатый платок и вытирая им лысину. Тоже огромную. – Вот и опера жаловались. Вы абсолютно не хотите прислушаться к голосу разума. Меж тем обвинение строится даже не на косвенных уликах. Против вас улики прямые. Их более чем достаточно. Хорошо. Если я докажу вам неопровержимо, что ваш сегодняшний рассказ – ложь от первого до последнего слова, вы признаетесь, наконец? Вы скажете правду?
– Если докажете, то да.
– Хорошо, – кивнул он с удовлетворением. – Будем считать, что мы сегодня поработали плодотворно. Результаты экспертизы еще не пришли. Но скоро у меня на руках будет заключение об орудии убийства. И показания свидетелей. В том числе и вашего обожаемого шефа. Как вы думаете, он подтвердит ваш рассказ?
– Разумеется, – слегка удивилась я. Бог ты мой! И как мне это в голову не пришло! У меня же есть алиби! Потому что у меня есть свидетель! Вот откуда придет спасение! Меня вытащит из тюрьмы мой высокий блондин!
– Я вызываю конвой. Отдыхайте, – сказал следователь с усмешкой.
Я и в самом деле утомилась. Если в течение «больше, чем десять минут» вы выворачивались наизнанку перед малознакомым человеком, поведав ему сокровенные свои мечты, ощущение такое, будто вас пропустили через соковыжималку. Моя жизненная сила иссякла. Я подписала протокол, практически не читая его. По тюремному коридору шла на негнущихся ногах.
Я понимала только одно: хочу мою скучную серую жизнь обратно.
На самом деле мои мучения еще только начинались. Трудно поверить, что самая черная в жизни полоса впоследствии будет казаться белой. Белее первого, только что выпавшего снега. Честно признаться, я была немного не в себе. Это же надо, искать варианты спасения, изобретать мыслимые и немыслимые способы, чтобы избежать тюрьмы и забыть о главном! Забыть, что меня любят!
Мой герой меня спасет. Я свято верила, что так оно и будет. Когда он узнает, в какое незавидное положение я попала, он найдет в себе силы и скажет правду. Я напрасно расстраивалась. И напрасно посылала ему проклятия. Мысленно, а это значит, что в моей душе продолжала жить надежда. Мало ли что могло случиться? Мало ли какие возникли обстоятельства? Надо уметь ждать. Времени у меня достаточно.
…Меж тем тянулось оно медленно. Я еще и еще раз вспоминала в подробностях тот день, перевернувший всю мою жизни. Пятницу, вечер. Что-нибудь я упустила? Правдоподобным ли получился рассказ?
На мой взгляд, взгляд Даны Кузнецовой, все было логично. Моя позиция хорошая. Уверенная позиция. И я буду ее отстаивать.
Когда меня вновь вызвали на допрос, я вновь была во всеоружии, критическая ситуация меня мобилизовала. Место действия было то же. И действующие лица. Я и он. Человек, на отутюженных брюках которого по-прежнему были идеальные стрелки. Я это чувствовала. Мы друг друга стоили. Я не люблю, когда не любят меня. Но если ко мне относятся с уважением, не могу не ответить тем же. На этот раз я опустилась на стул без приглашения.
Мы обменялись приветствиями.
– Как вы себя чувствуете, Диана Сергеевна? – спросил следователь.
– Неплохо.
– А выглядите неважно.
Скажите, пожалуйста! Какая трогательная забота! А он хороший психолог, раз угадал, чем меня взять. Лаской и только лаской. Искренним участием. Я взяла себя в руки и ответила с иронией:
– Здесь нет солярия. Я же привыкла принимать раз в неделю кварцевые процедуры. Отсутствие загара меня портит.
– Я рад, что чувство юмора вас не покинуло.
– И самообладание тоже.
– Это предупреждение?
– Вроде того.
– Вы сильный человек, Диана Сергеевна. Я вас уважаю. И, честное слово, испытываю к вам симпатию. Вы убили мужчину, который вас обманул. Справедливое возмездие.
– Я никого не убивала.
– Ладно, приступим, – со вздохом сказал следователь. – Во-первых, ознакомьтесь с результатами экспертизы.
Первым делом я поправила очки. Ведь здесь было плохое освещение. Потом взяла со стола листок, который он ко мне пододвинул. Бережно, двумя пальчиками. Все-таки документ. Хотя его содержание меня не порадовало. Я все поняла сразу, с первых же строк, но на всякий случай спросила:
– И что вся эта тарабарщина означает?
– А это означает, – охотно пояснил Герман Осипович, – что, во-первых, нож, найденный при обыске в вашей квартире, и есть орудие убийства.
– Кто бы в этом сомневался, – сквозь зубы сказала я. Если уж существует непорочное зачатие, согласно моей логике, почему бы вдруг в моей квартире не материализоваться орудию убийства? Из ничего.
– Простите? Вы что-то сказали? – подался вперед Герман Осипович.
– Нет. Я молчу и вся внимание.
– Говоря простым человеческим языком, на ноже кровь потерпевшего. Хотя его и тщательно протерли. Настолько тщательно, что, на первый взгляд лезвие чистое. Но у вас ведь слабое зрение, Диана Сергеевна.
– И у вас, – не осталась я в долгу.
Он нисколько не обиделся. Согласно кивнул:
– Да. Поэтому я понимаю, вы думали, что нож чистый. Но… Есть и еще кое-что.
– А именно?
– Диана Сергеевна, на рукояти ножа обнаружены отпечатки ваших пальцев, – грустно сказал следователь.
– Что за бред? – слегка опешила я. – В руки его не брала!
– Ни разу?
– Нет!
– Но экспертиза доказывает обратное. Брали.
– Ваши эксперты врут.
– Диана Сергеевна, это несерьезно. Вы – неглупый человек. С железной логикой. Вы против заключения экспертизы? Против неопровержимого факта? Ваши пальчики на рукояти ножа. Четкие. Настолько четкие, что сомневаться не проходится.
Теперь я была уверена в том, что сошла с ума. Хотите верьте, хотите нет, но я не помнила, как убивала блондина! Я даже не могла припомнить, где его встречала. И встречала ли вообще. Скорее всего, нет.
Мысли мои заметались. Забегали по клетке, в которую заточили мой разум, словно маленькие серые мышки. Я вдруг вспомнила Штирлица и знаменитую историю с отпечатками пальцев на чемодане радистки Кэт. Вот ведь! Какие нелепости лезут в голову в критической ситуации! Мне бы его фантазию! Ведь он же выкрутился, знаменитый разведчик! Придумал акт благотворительности. Мол, нес вещи пострадавших при бомбежке в безопасное место. А мне что придумать?
Я уже хотела свернуть разговор на Штирлица. Вот, мол, как бывает. И почему бы этому не случиться со мной? Почему бы мне в качестве благотворительности не порезать орудием убийства, допустим, кремовый торт? Но потом я вспомнила, какое впечатление произвел на мужчин мой рассказа об Илоне. И еще одну немаловажную деталь. Штирлиц-то был виновен! Он и в самом деле был русским шпионом! Если я сейчас приведу столь неудачный пример, согласно моей логике это будет означать признание в убийстве.